Следом за взглядом последовал и пистолет в правой руке, так что на меня глянула черная дыра по центру глушителя.
В то самое мгновение, когда Конрад отвлекся, Лорри сунула руку в карман своего веселенького рождественского фартука и вытащила миниатюрный баллончик с перечным аэрозолем.
Осознавший свою ошибку, Бизо отвернулся от меня.
И поворачивался к Лорри, когда мощная ржаво-красная струя ударила ему в лицо.
Наполовину ослепленный, Бизо нажал на спусковой крючок. Пуля вышибла стеклянную панель буфета, разбив несколько стоявших на полке тарелок.
Я схватил стул, повернул к Бизо ножками и двинулся на него. Раздался второй выстрел, третий. Ножками стула я оттеснял его от кухонного стола, примерно так же дрессировщик вытесняет с манежа в клетку рассвирепевшего льва.
Четвертая пуля пробила стул. Полетели щепки, клочки набивки, но в меня пуля не попала.
Когда он уперся спиной в раковину, я вогнал в него ножки стула.
Он закричал от боли, и пятая пуля попала в дубовый пол.
Загнанная в угол, крыса вдруг становится тигром. Он вырвал стул из моих рук, выстрелил шестой раз, разбив стеклянную панель духовки.
Швырнул в меня стул. Я увернулся.
Тяжело дыша, задыхаясь от паров перечного аэрозоля, со слезами, катящимися из налившихся кровью глаз, размахивая пистолетом, он пересек кухню, так сильно ударился головой о холодильник, что едва не лишился чувств, двинулся в столовую.
Лорри беззвучно упала, застыла на дубовом полу. Одна, может, и не одна пуля Бизо все-таки попала в нее. И, боже, потекла кровь!
Глава 47
Я не мог оставить ее одну и не мог оставаться рядом с ней, пока Бизо находился в доме.
Эту дилемму мгновенно разрешило одно из многих уравнений любви. Я любил Лорри больше жизни. Но мы оба любили наших детей больше, чем себя, то есть, языком математики, речь шла о любви в квадрате. Любовь плюс любовь в квадрате привела к неизбежному выводу.
В ужасе от того, что могу потерять жену, но понимая, что эта потеря может не стать последней, я двинулся за Бизо, чтобы не позволить ему найти детей.
Он не мог просто уйти, чтобы вернуться в другой день. Мы уже видели его новое, сделанное в Бразилии лицо. И он уже не мог захватить нас врасплох.
Вопрос стоял ребром. Если я не помешаю ему, он получит свою компенсацию, что-то за что-то, Энди за своего Панчинелло. А девочек убьет и скажет, что это проценты по долгу.
Когда я ворвался в столовую, Бизо выходил из нее. Его так шатало, что плечом он зацепился за косяк двери.
В гостиной он выстрелил в меня. Но вызванные перечным аэрозолем слезы туманили глаза, так что стрелял он скорее наудачу.
Мое правое ухо ожгло, будто огнем. И хотя боль не обездвижила меня, я споткнулся и упал.
Поднялся.
Бизо исчез.
Я нашел его в холле. С пистолетом в правой руке.
Левой он держался за перила и медленно, но верно поднимался по лестнице. Успел преодолеть уже половину первого пролета.
Должно быть, он решил, что я получил пулю в голову и она свалила меня с ног, может, даже убила, поэтому не оглядывался и, похоже, даже не слышал моих шагов.
Прежде чем он добрался до первой площадки, я схватил его и потащил назад.
Страх за семью, ужас от возможной потери жены не просто добавили мне храбрости, но и разъярили донельзя.
Нас бросило на перила. Затрещало дерево. Он выронил пистолет, и мы очутились на полу холла.
Оказавшись позади него, правой рукой я обхватил его шею, чтобы потом помочь ей левой, ухватившись за запястье, и задушить, пережав ему дыхательное горло, наслаждаясь тем, как его каблуки выбивают предсмертную дробь по полу.
Но прежде чем мне удалось осуществить задуманное, Бизо прижал подбородок к шее, лишив меня возможности давить непосредственно на горло.
Руками начал искать мою голову, чтобы добраться до глаз и ослепить меня. Эти жестокие руки задушили Недру Ламм. Эти безжалостные руки застрелили доктора Макдональда. Медсестру Хансон.
Я вертел головой, не позволяя ему добраться до моих глаз.
Он нашел задетое пулей ухо и рванул, одновременно выкручивая.
От дикой боли у меня пережало горло, я едва не потерял сознание.
Бизо тут же почувствовал, что моя хватка ослабла, и попытался вырваться из моих рук. Пальцы его стали липкими от моей крови, он обнаружил мое слабое место и поэтому одновременно продолжал искать мое ухо.
Я знал, что он его найдет, скорее раньше, чем позже.
И в следующий раз боль точно отправит меня в нокаут, а уж потом Бизо не позволит мне прийти в себя, пристрелит, совершенно беззащитного.
Пистолет лежал в нескольких футах, на нижней ступеньке лестницы.
Я убрал руки с его шеи и тут же оттолкнул Бизо.
Перекатился по полу, в мгновение ока оказавшись у лестницы. Схватил пистолет с нижней ступеньки, повернулся и выстрелил.
Практически в упор, потому что он уже тянулся ко мне. Пуля разорвала его горло. Он упал лицом вверх, раскинув руки, правая кисть дергалась, ритмично постукивая по полу.
Если только я не ошибся в расчетах, на спусковой крючок нажимали восемь раз, то есть в обойме оставались еще два патрона.
Хрипя, с пузырящейся на губах кровью, Конрад Бизо умирал на полу холла нашего дома.
Мне хотелось бы сказать, что я руководствовался милосердием, еще дважды выстрелив в него, но милосердие было ни при чем.
Смерть забрала не только его жизнь, а что-то худшее — душу. Я, можно сказать, почувствовал, какой холод шел от сборщика, когда тот явился за тем, что принадлежало ему по праву.
Глаза Бизо, один синий, второй светло-карий, стали круглыми, словно у рыбы, остекленевшими, лишенными мысли, но при этом наполненными таинствами глубин.
Мое правое ухо превратилось в чашку, до краев наполненную кровью, но я услышал голос Энни, донесшийся из коридора второго этажа:
— Мама? Папа?
Я услышал голоса Люси и Энди. Дети еще не подошли к верхней лестничной площадке, но приближались к ней.
Испугавшись, что они увидят мертвого Бизо, я крикнул:
— Быстро в комнату! Запритесь на замок! Здесь чудовище!
Мы никогда не смеялись над их чудовищами. Наоборот, относились к ним со всей серьезностью, уважительно.
Поэтому дети поверили мне на слово. Я услышал топот маленьких ножек, потом дверь спальни девочек хлопнула с такой силой, что задрожали стены и задребезжали оконные стекла, а веточки омелы, закрепленные над дверью в гостиную, сорвались со стены и повисли на стягивающей их ленте.
