Глава 47
Этот Линкольн Проктор совершенно не напоминал обгорелый труп с переломанными костями, хотя Дилан надеялся, что более не увидит его ни в каком ином виде. На его голове не сгорел ни единый волосок. Ни на теле, ни на лице не было ни сажи, ни ожогов, то есть если кто и сгорел в автомобиле Джилли, то только не Проктор. Даже мечтательная улыбка осталась прежней.
– Присядьте, – предложил Проктор, – и давайте поговорим.
Джилли тут же послала его на три буквы, и Дилан горячо ее поддержал.
– Да, у вас есть веская причина ненавидеть меня. – Проктор вновь начал посыпать голову пеплом. – По отношению к вам я совершил ужасные проступки, и нет мне прощения. Я даже не буду оправдываться. Но мы в одной лодке.
– Мы с вами не в одной лодке, – без запинки возразил Дилан. – У нас с вами нет ничего общего. Мы вам не друзья и не деловые партнеры, даже не подопытные кролики. Мы – ваши жертвы, ваши враги и при первой возможности посчитаемся с вами.
– Хочет кто-нибудь выпить? – спросил Пэриш Лантерн.
– Тем не менее я считаю необходимым объяснить вам свои мотивы. – Проктора тирада Дилана не смутила. – И я уверен, выслушав меня, вы поймете, что у нас есть взаимные интересы и это автоматически превращает нас в союзников.
– Коктейль, бренди, пиво, вино или газировка? – предложил Пэриш Лантерн.
– Кто сгорел в моем автомобиле? – спросила Джилли.
– Какой-то постоялец отеля, который в столь неудачный для него момент повстречался со мной, – ответил Проктор. – Убив его, я сунул ему в карман свои документы, надел на руку часы, поделился с ним кое-какими вещами. В бегах я уже с неделю, постоянно носил с собой бомбу с часовым механизмом, с маленьким зарядом, в основном из желеобразного бензина. Ее-то я и подорвал с помощью пульта дистанционного управления.
– Если никто пить не хочет, я, пожалуй, присяду и допью вино.
Пэриш Лантерн прошел к креслу, сел. Взял стакан с белым вином, который стоял на маленьком столике.
Остальные остались на ногах.
– Вскрытие показало, что сгоревший человек – не вы, – сказала Проктору Джилли.
Тот пожал плечами.
– Разумеется. Но в тот вечер господа в черных «Субербанах» взяли меня в кольцо, а большой ба-бах их отвлек, не так ли? Я получил несколько часов форы и воспользовался ими. Это отвратительно, я понимаю, убить невинного человека, чтобы выиграть для себя несколько часов или дней, но на моей совести и не такое. Я…
Джилли прервала самобичевание:
– Кто эти люди на «Субербанах»?
– Наемники, бойцы русского спецназа, члены американского отряда «Дельта», за что-либо отчисленные, бывшие сотрудники спецподразделений других стран. Они работают на того, кто больше платит.
– И на кого они работают теперь?
– На моих бывших деловых партнеров.
– Если человека так хотят убить, что нанимают для этого целую армию, значит, человек этот кому-то крепко насолил, – вставил Пэриш Лантерн.
– Мои деловые партнеры – исключительно богатые люди, миллиардеры, которые контролируют несколько крупнейших банков и корпораций. Когда я начал добиваться определенных успехов в своих экспериментах, мои партнеры внезапно поняли, что их личные состояния и благополучие компаний, которые они контролируют, может быть поставлено под удар многочисленными судебными исками, по каждому из которых придется выплачивать миллионы, если… что-то пойдет не так. Действительно, иски могли бы выставить на такие суммы, что миллиарды, которые выжимают из табачной индустрии, покажутся жалкими грошами. Они захотели свернуть все работы, уничтожить все, чего мне удалось достигнуть.
– А что могло пойти не так? – сухо спросил Дилан.
– Не нужно повторять все то, что вы рассказали мне. Ограничьтесь Мануэлем, – предложил Лантерн.
– Толстый, злобный социопат, – вздохнул Проктор. – Не следовало мне экспериментировать на нем. Через несколько часов после инъекции у него появилась способность разжигать огонь силой воли. К сожалению, ему нравилось жечь. Вещи, дома, людей. Он много чего натворил, прежде чем удалось с ним покончить.
Дилану стало не по себе, он уже двинулся к креслу, но вспомнил свою мать и остался на месте.
– И где, скажите на милость, вы брали людей для таких экспериментов? – спросила Джилли.
Мечтательная улыбка стала шире.
– Добровольцы.
– Какие же кретины могли добровольно пойти на то, чтобы их накачали наномашинами?
– Я вижу, вы навели справки. Чего вы не могли узнать, так это о тех удивительных результатах, которые мы получили, экспериментируя с людьми в секретной лаборатории, построенной в Мексике. Там по-прежнему легко купить любого чиновника.
– И дешевле, чем наших лучших сенаторов, – сухо добавил Лантерн.
Проктор присел на краешек кресла, но ствол пистолета по-прежнему смотрел на Дилана, Джилли и Шепа. Выглядел он крайне измотанным. Должно быть, из Аризоны сразу поехал сюда и едва ли ему удалось поспать больше двух-трех часов, если вообще удалось. Его обычно розовое лицо посерело и осунулось.
– Добровольцами становились преступники, приговоренные к пожизненному заключению. Худшие из худших. Если вам суждено до конца своих дней сидеть в вонючей мексиканской тюрьме, а тут предлагают более-менее сносные условия и, возможно, скостить срок, вы добровольно согласитесь буквально на все. Конечно, все они были рецидивистами и никогда не ступили бы на путь исправления, но я поступал с ними бесчеловечно…
– Поступали дурно, очень дурно, – Лантерн словно отчитывал нашалившего ребенка.
– Да, я это признаю. Очень дурно. Я…
– Итак, – нетерпеливо прервал его Дилан, – когда у некоторых ваших заключенных ай-кью упал на шестьдесят пунктов, как вы и говорили, у ваших деловых партнеров начались кошмары об ордах адвокатов, которые сбегались со всех сторон. Как тараканы.
– Нет. Те, кто становился дебилами или кончал жизнь самоубийством, нас не волновали. Тюремные власти подписывали соответствующий сертификат, в котором указывалась ложная причина смерти, так что с нами связать их никто не мог.
– Еще один нехороший поступок, очень нехороший. – Лантерн осуждающе поцокал языком. – Прямо-таки непрерывная череда дурных поступков.
– Но, если бы кто-то вроде Мануэля, нашего воспламеняющего взглядом, вырвался бы на свободу, а потом сумел перебраться через границу, попасть в Сан-Диего, а там начал бы сжигать целые кварталы, сотни, если не тысячи людей… тогда нам бы, возможно, не удалось от него откреститься. Он мог кому-то рассказать о нас. А потом… иски, много и на заоблачные суммы.
– Это прекрасное «Шардонэ», – заметил Лантерн, – если кто-то передумал. Нет? Что ж, мне больше останется. А теперь мы переходим к грустной части истории. Даже печальной. Если не сказать трагической. Расскажите им эту часть, Линкольн.
