– Нет, не делай этого, нет! – предупредила Джилли.
– Что – нет?
– Не входи туда.
– Я не собираюсь туда входить.
– Судя по всему, собираешься.
– Чего мне туда идти?
– За Шепом.
– Я не собираюсь туда идти.
– За Шепом ты прыгнешь и с обрыва.
– Я не прыгну с обрыва, – заверил он ее.
– Еще как прыгнешь, – настаивала она. – В надежде поймать его по пути вниз, в надежде направить на копну сена. Ты прыгнешь, будь уверен.
Он лишь хотел проверить реальность того, что видел перед собой, подтвердить, что у тоннеля действительно есть глубина, что перед ним не просто окно, а переход в некое место за пределами этого мира. А потом намеревался отступить и обдумать сложившуюся ситуацию, постараться составить логичный план действий для выхода из этого не подчиняющегося законам логики положения.
Попытавшись прижать ладонь правой руки к плоскости, которую еще прошлым вечером занимала стена, он обнаружил, что нет ни наклеенных на нее обоев, ни самой стены, нет ничего, ничто не отделяло его от тоннеля. Он протянул руку вперед, из ванной в другую реальность, начинающуюся за некой воображаемой плоскостью, где его ждал ледяной воздух и злобный свет, который уже не ползал по коже тысячами муравьиных лапок, а жалил, как рой рассерженных пчел.
Если бы им руководил инстинкт самосохранения, Дилан бы тут же отдернул руку. Но он считал, что должен лучше понять неведомое. Рука его двинулась дальше, за пальцами в тоннель ушла вся кисть, пусть он и морщился от ледяного воздуха, от неприятных прикосновений света. Наконец рука погрузилась в тоннель по локоть, а потом, о чем, разумеется, и предупреждал Дилана инстинкт самосохранения, тоннель проглотил его целиком.
Глава 24
Дилан не прошел по тоннелю, не пробежал, не пролетел, не почувствовал, что движется по нему. Мгновенно перенесся из ванной к Шепу. Он почувствовал, как подошвы его туфель соскользнули с виниловых плиток ванной и одновременно ткнулись в мягкую землю. Посмотрев вниз, он увидел, что стоит в высокой, по колено, траве.
Его внезапное прибытие распугало множество мелких насекомых, которые тучей поднялись из золотисто-коричневой, выжженной за лето солнцем травы. Несколько кузнечиков запрыгали в разные стороны, от греха подальше.
Приземляясь, Дилан воскликнул: «Шеп!» – но Шеперд не отреагировал на его появление.
Отметив, что он стоит на вершине холма, под синим небом, в теплый день, обдуваемый легким ветерком, Дилан отвернулся от открывающихся взору красот, которые так зачаровали Шеперда, и посмотрел назад, в надежде увидеть тоннель. Вместо этого увидел круг диаметром в шесть футов, а в нем – Джулиан Джексон в интерьере ванной номера мотеля. Причем стояла Джилли не в дальнем конце красного тоннеля, а рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, словно он смотрел на нее сквозь круглое окно без рамы.
В ванной-то ему казалось, что Шеперд находится далеко от него, превратившись в крохотный силуэт на фоне синего неба. А вот теперь, когда он смотрел на ванную с другого конца тоннеля, получалось, что Джилли совершенно не изменилась в размерах. И однако Дилан знал, что с того места, где стоит Джилли, он воспринимается таким же маленьким, как Шеп. Вот почему Джилли так прищурилась, стараясь получше разглядеть его, а на ее лице отражалась тревога.
Рот Джилли открылся, губы зашевелились. Возможно, она позвала его по имени, но, хотя их разделяли считаные дюймы, Дилан не расслышал ни звука.
Вид ванной, плавающей, как гигантский мыльный пузырь на вершине холма, дезориентировал его. У него закружилась голова. Земля начала выскальзывать из-под ног, словно он на суше попал в качку, вновь вернулось ощущение, что все это сон.
Ему хотелось тут же отступить назад, из травы вернуться в мотель, поскольку, пусть он и прибыл на холм целым и невредимым, Дилан опасался, что оставил в мотеле какую-то жизненно важную часть, то ли души, то ли разума, без которой ему не жить.
Но вместо этого, движимый любопытством, двинулся вокруг портала, двери, окна, как ни назови, решил посмотреть, каков он сбоку. Оказалось, что портал этот более всего напоминает гигантскую монету, поставленную на торец. Толщина его не превышала толщины десятицентовика, только насечки отсутствовали. Тонкая серебристая линия выходила из травы и практически исчезала на фоне ярко-синего неба. Возможно, толщиной портал был и меньше десятицентовика, не превышал толщины человеческого волоса, то есть представлял собой мембрану, сходную с крылом бабочки.
По траве Дилан зашел за портал, который теперь находился между ним и братом.
С другой стороны портала увидел в нем то же самое: непритязательную ванную мотеля, Джилли, наклонившуюся вперед, озабоченно всматривающуюся в тоннель.
Только теперь портал скрывал брата от Дилана, и его это нервировало. Поэтому он быстро вернулся на то место, куда ступил, выйдя из ванной.
Шеп стоял в той же позе, в какой Дилан его и оставил: руки висели по бокам, голова чуть склонилась набок, взгляд устремлен на запад и вниз, на знакомые места. В улыбке на лице читались грусть и одновременно радость.
На севере и на юге высились покатые холмы, заросшие золотистой травой, тут и там росли калифорнийские дубы, отбрасывающие длинные утренние тени, склон холма, на вершине которого они стояли, внизу плавно переходил в широкий луг. К западу от луга возвышался викторианский особняк со впечатляющих размеров задним крыльцом. Дом окружали аккуратно выкошенные лужайки, а усыпанная гравием подъездная дорога вела к шоссе, проложенному вдоль побережья. В четверти мили к западу от шоссе лежал Тихий океан, огромное зеркало, отражающее синеву небес.
Расположенный в нескольких милях к северу от Санта-Барбары, штат Калифорния, на практически пустынном участке побережья (в полумиле от ближайшего соседа), это был тот самый дом, где выросли Дилан и Шеп. В этом доме их мать умерла чуть больше десяти лет тому назад, сюда возвращались Дилан и Шеп после долгих мотаний по художественным выставкам и фестивалям Запада и Юго-Запада.
– Это какое-то безумие! – раздраженно вырвалось у него. С той же интонацией он мог воскликнуть «Черт!» – если бы выяснилось, что купленный им лотерейный билет лишь в одной цифре, и то на единичку, разошелся с выигравшим сто миллионов долларов, или если б он угодил молотком по пальцу вместо шляпки гвоздя. Он ничего не понимал, испугался и из опасения, что голова у него разорвется, если он будет стоять и молчать, как Шеп, Дилан повторил: – Это какое-то безумие!
Во многих милях к северу находилась автостоянка общественного пляжа, на которой их отец покончил с собой. С этого самого холма, не подозревая о том, что жизнь их вот-вот кардинально изменится, Дилан и Шеп наблюдали за роскошным декабрьским закатом, который видел и их отец, сквозь туман нембутала и ядовитой окиси углерода, которые на пару и погрузили его в вечный сон.
