– Почему у тебя вызывают отвращение эти маленькие сырные «Золотые рыбки»? – повторил вопрос Дилан. – Потому что они круглобокие?
– Фигурные, – ответил Шеп.
– Они круглобокие и фигурные, и это вызывает у тебя отвращение.
– Фигурные.
– Но многим людям нравятся «Золотые рыбки», Шеп. Многие люди едят их каждый день.
Шеп содрогнулся при мысли о том, что существуют любители «Золотых рыбок».
– Шеп, ты бы хотел, чтобы тебя заставили смотреть, как люди прямо перед тобой едят крекеры «Золотая рыбка»?
Чуть присев, чтобы лучше видеть лицо Шепа, Джилли увидела, что он не просто хмурится, а злится.
Но Дилан гнул свое:
– Даже если бы ты закрыл глаза, чтобы ничего не видеть, ты бы хотел сидеть между двух людей, которые ели бы «Золотые рыбки», и слушать все эти хрумкающие, чавкающие звуки?
Шепа чуть не вырвало от отвращения.
– Мне нравятся «Золотые рыбки», Шеп. Но я их не ем, потому что они вызывают у тебя отвращение. Вместо этого я ем «Чиз-итс». Ты бы хотел, чтобы я начал есть «Золотые рыбки», оставляя их там, где они могли бы всегда попадаться тебе на глаза? Тебе бы это понравилось?
Шеп яростно замотал головой.
– Это было бы хорошо, Шеп? Хорошо? Шеп?
– Нет.
– То, что не вызывает у нас неприятных эмоций, может вызывать их у других людей, поэтому мы должны уважать чувства других людей, если хотим, чтобы они уважали наши чувства.
– Я знаю.
– Хорошо! Поэтому мы не едим «Золотых рыбок» в присутствии тех…
– Не надо «Золотых рыбок».
– …и мы не мочимся на публике…
– Не надо пи-пи.
– …и мы не складываем и не раскладываем здесь и там в общественных местах.
– Не надо складывать и раскладывать.
– Никаких «Золотых рыбок», никаких пи-пи, никаких складываний и раскладываний, – подвел итог Дилан.
– Никаких «Золотых рыбок», никаких пи-пи, никаких складываний и раскладываний, – повторил Шеп.
– Я очень горжусь тобой. И я люблю тебя, Шеп. Ты это знаешь, я люблю тебя, дружище, – голос Дилана дрогнул, он отвернулся от брата. Не посмотрел на Джилли, боялся, что, взглянув на нее, даст волю чувствам. Вместо этого принялся изучать свои большие руки, словно сделал ими что-то такое, чего теперь стыдился. Несколько раз глубоко вдохнул, медленно и глубоко, и, поскольку Шеп продолжал молчать, добавил: – Ты знаешь, что я очень тебя люблю?
– Хорошо, – выдавил из себя Шеп.
– Хорошо, – кивнул Дилан. – Тогда хорошо.
Шеперд ладонью смахнул пот с лица, потом вытер ладонь о джинсы.
– Хорошо.
Когда Дилан встретился взглядом с Джилли, она в полной мере поняла, какой ценой давались ему такие вот разговоры с Шепом, поэтому и ее голос дрожал от эмоций.
– И что… что теперь?
Дилан поискал свой бумажник, нашел.
– Теперь пойдем на ленч.
– Мы оставили компьютер включенным.
– Ничего страшного. И дверь заперта. А на ручке висит табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ».
Автомобили продолжали проезжать мимо, сверкая на солнце. Дальняя сторона улицы мерцала, как мираж.
Она ожидала, что сейчас услышит серебристый смех детей, почувствует запах благовоний, увидит женщину в мантилье, сидящую на церковной скамье, ощутит прикосновения крыльев белых птиц, спускающихся с неба, где никаких птиц не было и в помине.
Но тут, не поднимая головы, Шеперд неожиданно взял ее за руку, и все мысли о возможных видениях исчезли.
Они вошли в ресторан-кафетерий. Она вела Шепа, потому что он не решался поднять голову, боясь встретиться взглядом с каким-нибудь незнакомцем.
По сравнению с уличной жарой воздух в ресторан, похоже, поступал из Арктики. Но Джилли не чувствовала, что замерзает.
* * *
Мысли о том, что сотни тысяч, а то и миллионы микроскопических машин наводнили его мозг, полностью лишили Дилана аппетита: он не получал никакого удовольствия от еды, зная, что кормит не только свой организм, но и заправляет топливом эти самые машины.
Шеп, наоборот, радовался каждому кусочку, потому что получил привычное лакомство: поджаренный на гриле сандвич с сыром (квадратный кусок хлеба без дугообразной корочки), разрезанный на четыре четвертушки, картофельную соломку с обрезанными торцами, соленые огурцы, которые Дилан нарезал длинными прямоугольниками, и помидор, поделенный на квадраты.
И хотя Шеп брал пальцами не только сандвич, картофельные ломтики и огурцы, но и помидоры, Дилан не стал напоминать ему правила использования вилки. Бывали, конечно, случаи, когда возникала необходимость прочитать Шепу лекцию о том, как положено вести себя за столом, но сейчас следовало лишь благодарить бога за то, что они живы и могут спокойно поесть.
Они заняли кабинку у окна, хотя Шеп не любил сидеть там, где люди могли смотреть на него, как снаружи, так и изнутри. Но в этом ресторане стекла сильно затонировали, чтобы яркий свет пустыни не проникал в помещение, поэтому днем снаружи ничего не было видно.
Кроме того, свободными оставались только кабинки у окон, а в самом зале столики стояли очень уж близко, и Шеп мог занервничать, оказавшись в гуще посетителей ресторана. Перегородки, отделявшие каждую кабинку от соседних, обеспечивали некое подобие уединения, и Шеп, только что получивший нагоняй, пошел на некоторые отступления от своих правил.
Психические следы на меню и столовых приборах зашевелились под прикосновением Дилана, но он обнаружил, что его контроль реагирования на эти следы становится все более эффективным.
Дилан и Джилли вели неспешный разговор о разной ерунде, вроде любимых кинофильмов, словно голливудские поделки могли играть сколько-нибудь заметную роль в их жизни, особенно теперь, когда их насильственно выделили из всего человечества и заставили испытать неведомое другим.
Однако вскоре болтовня о фильмах стала казаться совершенно неуместной, просто лишней, и Джилли вернула разговор к более важной теме. Упомянув о логической цепочке, выстроенной Диланом: складывать здесь и там в публичном месте все равно что мочиться на туфли старушки, сказала:
– Это ты здорово придумал.
– Здорово? – Он покачал головой, не соглашаясь с ней. – Нет, жестоко.
– Нет. Не кори себя.
– В какой-то степени жестоко. Я ненавижу такие сцены, но, если уж без этого не обойтись, получается действительно неплохо.
– В данной ситуации требовалось расставить точки над «i», и быстро.
– Только не ищи мне поводы для оправдания. А то мне понравится его воспитывать, и я только этим и буду заниматься.
