Когда Дилан и Шеп вышли из кухни, Джилли уже добралась до гостиной. В дверях Шеп поупирался, но потом все-таки позволил вытолкнуть себя в столовую.
Переступая порог, Дилан готовил себя к тому, что увидит десятилетнего Шепа, собирающего картинку-головоломку с маками. И пусть тот вечер в прошлом по-прежнему повергал его в ужас, он, пожалуй, предпочел бы его настоящему, которое имело все шансы оборваться, не став будущим.
Шеп выражал недовольство непрекращающимися тычками: «Лед, не надо, лед, не надо, лед, не надо…» – и после того, как братья пересекли столовую, обеими руками ухватился за дверной косяк, не желая идти дальше.
Но, прежде чем успел расставить еще и ноги, чтобы зацепиться покрепче, Дилан вышвырнул его в гостиную. Шеп споткнулся, упал на руки и колени, и, как выяснилось, очень вовремя, потому что киллеры в этот момент открыли огонь.
Загрохотали автоматы, даже громче, чем в кино, словно стальные наконечники отбойных молотков дружно принялись вгрызаться в крепкий бетон. Грохот этот разбил тишину, разбил окна кухни, окна столовой. Стреляли не из двух автоматов, как минимум из трех, может, из четырех. Помимо автоматов, огонь велся и из карабина более крупного калибра, эти выстрелы были не столь частыми, но громкостью выделялись на общем фоне.
При первых звуках стрельбы Дилан рыбкой бросился на пол гостиной, подсек руки Шепа, так что и тот распластался на кленовом паркете.
– Где один только лед? – спросил Шеп, словно не слыша грохота, который наполнил дом.
Летели осколки стекла, летели щепки, летели куски штукатурки. Свистели пули, рассекая воздух, впиваясь в стены.
Сердце Дилана забилось быстро-быстро, он понял, что испытывают зайцы, когда тихие леса и луга становятся полем боя в первый день охотничьего сезона.
Огонь, похоже, велся с двух направлений. С востока, со стороны двора, и с юга.
Если киллеры окружили дом со всех сторон, а Дилан не сомневался, что так оно и есть, тогда на западе и севере они лежали, не поднимая головы. Профессионалы, само собой, не могли допустить, чтобы кто-то из них попал под перекрестный огонь.
– Ползи на животе, Шеп! – крикнул Дилан, перекрывая грохот выстрелов. – Ползи на животе, не медли!
Шеперд, мешком лежащий на полу, повернул голову к Дилану, но глаза его по-прежнему были закрытыми.
– Лед.
В гостиной два окна выходили на юг и четыре – на запад. Южные окна разлетелись при первых очередях, но западные оставались целехонькими, пули не попали в них даже рикошетом.
– Ползи, как змея, – просил Дилан.
Шеп не шевельнулся.
– Лед, лед, лед.
Пули продолжали безжалостно решетить южную стену, десятками влетали в гостиную, разбивая лампы и вазы, в щепки разнося мебель, вспарывая обивку стульев и диванов. Вот эти глухие удары особенно нервировали Дилана, возможно, потому, что примерно такие же звуки раздавались, когда пуля попадала в человеческое тело.
Лица братьев разделяли лишь несколько дюймов, но Дилан кричал, и потому, чтобы его услышали в грохоте выстрелов, и потому, что надеялся криком побудить Шепа к действию, и потому, что злился на брата, но в основном потому, что вновь кипел от праведной ярости, которую впервые испытал в доме на Эвкалиптовой авеню, его переполняла ненависть к мерзавцам, которые всегда достигали своего силой, не признавая никаких других методов.
– Черт побери, Шеп, ты позволишь им убить нас так же, как когда-то они убили маму? Убить и оставить здесь гнить? Ты хочешь позволить им снова выйти сухими из воды? Ты этого хочешь, Шеп? Ты этого хочешь, черт побери?
Линкольн Проктор убил их мать, а эти люди хотели убить Проктора и уничтожить результаты его работы, но, с точки зрения Дилана, они все были заодно. Просто носили опознавательные знаки разных частей одной армии тьмы.
То ли на Шепа подействовала злость, звучавшая в голосе Дилана, то ли Шеп, пусть и с опозданием, сообразил, что дом в осаде, но он отвлекся ото льда. Его глаза раскрылись. В них стоял ужас.
Сердце Дилана на мгновение остановилось, потом забилось с удвоенной частотой: он подумал, что Шеп может сложить их здесь и сейчас, без Джилли, которая уже добралась до холла.
Вместо этого Шеп решил ползти, как змея. И начал полировать пол животом, продвигаясь от двери столовой к холлу, через северо-восточную часть гостиной.
Отталкиваясь локтями и мысками туфель, он полз так быстро, что Дилан едва поспевал за ним.
Штукатурка, щепки, куски пенного утеплителя стен и прочий мусор дождем сыпались на них. Стоящая между ними и южной стеной массивная мебель задерживала в себе или отражала пули, которые летели над самым полом, тогда как остальные пролетали выше.
Они свистели над ними, словно судьба, засасывающая воздух сквозь зубы, но Дилан пока не слышал разрывов пуль, покрытых цианидом или чем-то еще.
В воздухе висела штукатурная пыль, кружились перышки от вспоротых пулями подушек. Их было так много, словно братья вдруг попали в курятник, где только что похозяйничала лиса.
Шеп выполз в холл и последовал бы дальше, в кабинет, если бы не Джилли, которая лежала у первой ступеньки лестницы. Подавшись назад, она блокировала ему путь, ухватила за джинсы и развернула в сторону лестницы. Пули, не отраженные мебелью или чем-то еще, влетали в открытую дверь из гостиной, а также попадали в холл через южную стену. Некоторые застревали в двери и штукатурке, другие пронзали стену насквозь, сохраняя достаточно энергии, чтобы пронзить и человека.
Тяжело дыша, скорее от страха, чем от усталости, морщась от едкого запаха штукатурки, Дилан, подняв голову, видел в стене десятки дыр. В основном размером с четвертак, но некоторые никак не меньше кулака.
Пули выщербили и перила. Прямо на его глазах от них отскакивали все новые и новые щепки.
Зарубки и вмятины от пуль появились и на стойках перил. Две из них просто разлетелись.
Все пули, которые пробивали стену гостиной и влетали в открытую дверь, останавливала северная стена холла, которая также служила стеной и лестнице. Вот тут они полностью теряли свою энергию, застревали в дереве или падали на ступени, оставляя от штукатурки лишь жалкие островки.
Даже если бы Джилли и братья О’Коннер, имитируя змей, попытались бы, не поднимая головы, заползти по ступеням на второй этаж, им бы не удалось добраться до первой площадки целыми и невредимыми. Одному, возможно, и удалось бы. Может, и двоим, что стало бы веским доказательством существования ангелов-хранителей. Но если чудеса случались по три кряду, они уже выходили из разряда чудес, становились элементом повседневной жизни. Попытка подняться по лестнице привела бы к тому, что Джилли, Шепа или самого Дилана ранило бы или убило. Они попали в ловушку, им не оставалось ничего другого, как лежать на полу, вдыхая штукатурную пыль, тяжело дыша. У них не было выбора, не было надежды.
