– Кто такой этот Гэвис? – поинтересовался Джулио.
– Они были вместе во Вьетнаме, – объяснила она. – Очень близкие друзья. Почти что братья. Может, даже ближе. Знаете, Бен ведь по-настоящему славный парень, любой вам скажет. Мягкий, открытый, чертовски честный, настолько честный, что некоторые просто какое-то время ему не верят, пока не узнают получше. Но вот что странно… как-то так получается, что он всех держит на расстоянии вытянутой руки, никому полностью не открывается. Кроме, я думаю, Гэвиса. Такое впечатление, что случившееся с ним на войне навсегда сделало его отличным от других людей и для него невозможно быть близким с кем-нибудь, кроме тех, кто прошел через то же, что и он, и не сошел после этого с ума. Как Уитни.
– А с миссис Либен он тоже так близок? – спросил Джулио.
– Думаю, что да. По-моему, он ее любит, – сказала Тедди, – и потому она – одна из самых везучих женщин, которых я знаю.
Риз услышал в ее голосе ревность, и ему показалось, что сердце его оторвалось и взлетело под самое горло. По-видимому, Джулио заметил то же самое, потому что проговорил:
– Простите меня, Тедди, но я полицейский, да к тому же любопытен по природе, и мне показалось, что вы ничего не имели бы против, если бы он влюбился в вас.
Она удивленно моргнула, потом рассмеялась.
– Я и Бен? Да нет. Во-первых, я выше его ростом, а на каблуках так просто над ним возвышаюсь. Потом – он парень домашний, тихий, мирный, читает только детективы и собирает модели поездов. Нет, Бен просто замечательный, но я для него слишком яркая, а он для меня – слишком приземленный.
Сердце Риза вернулось на свое место.
– Верно, я ревную, – созналась Тедди, – но только потому, что Рейчел нашла себе хорошего мужика, а я нет. Когда у тебя такой рост, ты знаешь, что мужчины за тобой толпами бегать не станут, разве что баскетболисты, а я терпеть не могу спортсменов. И еще, когда тебе тридцать два, поневоле расстраиваешься, видя, что кто-то удачно устроился, даже если ты и рада за них.
Риз снова возликовал.
После того как Джулио задал еще несколько вопросов по поводу мотеля и уточнил его местонахождение, они с Ризом поднялись, и Тедди проводила их до дверей. Делая шаг за шагом, Риз судорожно пытался сообразить, что бы ему сказать, с чего начать. Когда Джулио открыл дверь, он оглянулся на Тедди и сказал:
– Простите, мисс Бертлезмен, но я полицейский, и мне хотелось бы знать… может быть… не встречаетесь ли вы с кем-нибудь?
Слушая себя, Риз изумлялся, как это Джулио может говорить так гладко и складно, а он, пытаясь подражать его спокойной манере, говорит так грубо и неуклюже. Улыбнувшись ему, Тедди спросила:
– А это имеет отношение к делу, которое вы расследуете?
– Ну… я подумал… в смысле… я не хотел бы, чтобы вы передали кому-нибудь наш разговор. И не потому, что наш начальник устроит нам взбучку… но, если вы об этом мотеле скажете еще кому-нибудь, это может повредить мистеру Шэдвею и миссис Либен и…
Ему хотелось пристрелить себя, чтобы покончить с этим унижением.
– Я ни с кем не встречаюсь конкретно, – улыбнулась Тедди, – во всяком случае, у меня нет человека, с которым я делюсь секретами.
Риз откашлялся.
– Что ж, прекрасно. Хорошо.
Он начал снова поворачиваться к двери, откуда Джулио как-то странно смотрел на него, когда Тедди вдруг произнесла:
– А вы – крупный мужчина, верно? Риз снова повернулся к ней:
– Простите?
– Вы вполне крупный мужчина. Жаль, что таких, как вы, немного. Девушка моего роста может показаться вам почти что маленькой.
«Что она хочет сказать? – подумал он. – Может, это просто из вежливости? Или она дает мне шанс? Если это так, то что мне делать?»
– Приятно, когда тебя считают маленькой, – заметила она.
Он попытался заговорить, но не смог.
Он чувствовал себя глупым, неуклюжим й робким, как будто ему снова стало шестнадцать.
Но неожиданно он обрел дар речи и выпалил свой вопрос так, как будто ему в самом деле было шестнадцать:
– Мисс-Бертлезмен-не-согласитесь-ли-вы-куда-нибудь-пойти-со-мной?
Она улыбнулась.
– Да.
– Вы пойдете?
– Да.
– В субботу вечером? В семь?
– Прекрасно.
Он с изумлением смотрел на нее:
– Правда?
Она рассмеялась:
– Правда.
Минутой позже, уже сидя в машине, Риз произнес:
– Ну, черт бы меня побрал.
– Вот уж никогда не думал, что ты такой ловкий ухажер, – добродушно пошутил Джулио.
Риз покраснел:
– Бог ты мой, как все в жизни забавно, правда? Никогда не знаешь, в какой момент все изменится.
– Не гони лошадей, – посоветовал Джулио, включая двигатель и выезжая на середину дороги. – Пока это просто свидание.
– Ты прав. Возможно. Но… у меня такое чувство, что это станет чем-то большим.
– Ловкий ухажер и романтический дурень, – заметил Джулио, направляя машину к Ньюпорт-авеню.
Немного подумав, Риз сказал:
– Знаешь, что забыл Эрик Либен? Он был настолько одержим идеей жить вечно, что забывал радоваться той жизни, которая была ему дана. Может, жизнь и коротка, но она способна дать многое. Либен был занят своими планами на вечность и забыл, что можно наслаждаться каждым моментом.
– Послушай, – остановил его Джулио, – если любовь сделает из тебя философа, мне придется поискать другого напарника.
Несколько минут Риз сидел молча, вспоминая загорелые ноги и шелк цвета розового фламинго. Когда он снова обрел способность соображать, то обратил внимание, что Джулио едет вполне целенаправленно.
– Куда это мы?
– В аэропорт Джона Вайна.
– В Вегас?
– Ты не возражаешь? – спросил Джулио.
– А что нам еще остается?
– Придется платить за билеты из своего кармана.
– Знаю.
– Ты можешь остаться здесь, я не обижусь.
– Я с тобой, – заверил Риз.
– Я и один справлюсь.
– Я с тобой.
– Там может быть опасно, а ты должен подумать об Эстер, – напомнил ему Джулио.
«Моя маленькая Эстер, а теперь еще, возможно, и Теодора, Тедди Бертлезмен, – подумал Риз. – А когда ты находишь кого-то, кто становится тебе дорог, если ты рискнешь себе такое позволить, жизнь становится жестокой. Их у тебя отбирают, и ты теряешь все». Предчувствие смерти заставило его вздрогнуть.
И тем не менее он повторил:
