Машина замедлила ход, и Эрик принялся шарить в темноте в поисках отвертки на случай, если придется срочно открывать замок и вылезать. Но тут машина снова пошла быстрее – Рейчел не поняла, что такое она слышала, – и он снова утонул в тине первобытных воспоминаний и желаний.
Пока он мысленно находился в каком-то отдаленном месте, Эрик продолжал меняться физически. Темный багажник напоминал матку, в которой развивается не поддающийся воображению мутант-ребенок, что формируется снова, и снова, и снова. То было одновременно что-то очень старое и что-то совершенно новое, чего никогда не видел свет. Что-то, чье время прошло – и все еще не наступило.
Бен догадывался: они решат, что он вспомнит про ряд машин, припаркованных с восточной стороны шоссе, и будут караулить его там. Более того, они, очевидно, полагают, что он пойдет вдоль дороги на север, прячась в канаве с восточной стороны при приближении машин. Еще они могут подумать, что он останется на восточном склоне, с той стороны, где горы, и будет осторожно двигаться вдоль шоссе под прикрытием деревьев и кустарников. Но вряд ли они ждут, что он перейдет через дорогу, зайдет в лес на западной стороне, со стороны озера, направится на север под прикрытием этих деревьев и выйдет к стоянке машин сзади.
Он сообразил правильно. Пройдя некоторое расстояние, причем дорога находилась у него справа, а озеро – слева, он спустился по склону, спрятался за последним камнем и осторожно посмотрел на юг, в сторону машин. Он увидел двух мужчин, пригнувшихся на переднем сиденье темно-зеленого седана. Они пристроились за «Доджем», так что, подойди он к ним с юга, а не сзади, он бы их не заметил. Они смотрели в другую сторону, наблюдая за дорогой через боковые стекла стоящих впереди машин.
Бен слез с парапета и минуту полежал на склоне на спине. Матрасом ему служили еловые иголки, сухая трава и неизвестные растения с толстыми листьями, которые смялись под ним и смочили своим холодным соком его рубашку и джинсы. Но он так вымазался и устал, поспешно спускаясь с горного склона от дома Эрика, что его уже не заботило, испачкается ли он еще и об эти растения или нет.
Заткнутый за пояс «магнум» больно давил на спину, и Бен слегка подвинулся, чтобы изменить положение тела. Как ни мешал ему сейчас «магнум», с ним он чувствовал себя увереннее.
Раздумывая о парочке, ждущей его на шоссе, он уже прикидывал, не пойти ли ему на север и не поискать ли другие машины. Возможно, ему удалось бы украсть автомобиль и уехать подальше отсюда, пока они догадаются, что его здесь нет.
С другой стороны, он может пройти милю, две или даже три и не встретить ни одной машины, припаркованной вдали от своего владельца.
И маловероятно, что Шарп со своим коллегой будут так долго ждать. Если Бен вскоре не объявится, они решат, что неправильно поняли его намерения. Начнут ездить по шоссе взад-вперед, а время от времени, возможно, останавливаться, чтобы порыскать по лесу с обеих сторон дороги, и, хотя он в принципе дал бы им сто очков вперед в этих играх, он не мог быть полностью уверен, что они где-нибудь на него не наткнутся.
В данный момент у него было преимущество, потому что он знал, где они, тогда как они не имели представления, где он. Бен решил этим преимуществом толково воспользоваться.
Первым делом он огляделся в поисках гладкого камня величиной с кулак, нашел то, что требовалось, и прикинул его на вес в руке. Вполне удовлетворительно. Расстегнул несколько пуговиц; на рубашке, засунул камень за пазуху и снова застегнул рубашку.
Держа «ремингтон» в правой руке, он крадучись прошел вдоль парапета в южном направлении, пока не оказался, по его расчетам, как раз под их «Шевроле». Снова поднявшись на склон, увидел, что правильно рассчитал расстояние: задний бампер «Шевроле» находился в нескольких дюймах от его лица.
Окно со стороны Шарпа было опущено – обычные правительственные машины в редких случаях могли похвастаться кондиционером, – и Бен понял, что окончательно приблизиться должен в полнейшей тишине. Если Шарп услышит что-нибудь подозрительное и выглянет из окна или даже просто посмотрит в боковое зеркало, он увидит пригнувшегося за «Шевроле» Бена.
Сейчас бы не помешал какой-нибудь посторонний шум, и Бен от души пожелал, чтобы ветер усилился. Хороший порыв, сотрясающий деревья, скроет его…
Но ему повезло больше: с севера послышался приближающийся звук мотора. Бен напряженно ждал, и действительно с севера появился серый «Понтиак-Файерберд». С приближением машины усилились звуки рок-музыки: пара подростков на прогулке, стекла опущены, магнитофон надрывается, Брюс Спрингстин поет с энтузиазмом о любви, машинах и сталеварах. Превосходно.
В тот момент, когда шумный «Понтиак» проезжал мимо «Шевроле», когда шум мотора и вопли Спрингстина достигли апогея и внимание Шарпа было, несомненно, отвлечено в направлении, прямо противоположном его боковому зеркалу, Бен быстро перебрался через парапет и прокрался за седан. Он пригнулся пониже, чтобы его не было видно в заднее стекло и в боковое зеркало, если второй агент Бюро вздумает проверить дорогу сзади. Когда шум мотора «Понтиака» и голос Спрингстина стихли, Бен ползком обогнул левый угол «Шевроле», глубоко вздохнул, вскочил на ноги и выпустил заряд в заднюю шину. Грохот потряс тишину гор с такой силой, что сам Бен испугался, хотя и знал, чего ждать. Мужчины в машине заорали.
Один из них крикнул:
– Пригнись!
Машина осела со стороны водителя. Руки у Бена болели от отдачи после первого выстрела, но он выстрелил снова, на этот раз с целью напугать их, целясь низко над крышей, чтобы дробь ее задела, а сидящим внутри показалось, что часть дроби попала внутрь. Оба мужчины тут же легли на переднее сиденье, а из такой позиции они не только не могли стрелять, но даже и видеть Бена.
На бегу он сделал еще выстрел в землю, затем задержался около дверцы водителя и выстрелил в переднюю шину, после чего машина осела еще больше. Потом всадил еще один заряд в то же колесо для пущего эффекта – громоподобный звук, издаваемый ружьем, действовал на нервы даже ему, так что Шарпа и другого парня он должен был просто парализовать, – и взглянул в лобовое стекло, чтобы убедиться, что оба его противника все еще прячут головы. Их не было видно, и тогда он сделал шестой, и последний, выстрел по лобовому стеклу, уверенный, что он не повредит серьезно ни одному из сидящих в машине, но напугает их настолько, что они еще минуту-другую не отважатся поднять головы.
Дробь еще продолжала сыпаться на заднее сиденье «Шевроле», осколки стекла – на переднее, а Бен уже успел сделать три шага и, упав на землю, залезть под стоящий рядом «Додж». Когда они решатся поднять головы, то подумают, что он кинулся в придорожный лес, где перезаряжает ружье и дожидается, чтобы они показались. Им ни за что не придет в голову, что он прячется под рядом стоящей машиной.
Его легкие стремились делать судорожные, шумные глотки воздуха, но он принудил себя дышать медленно, легко, ритмично и тихо.
Ему хотелось помассировать руки и ладони, которые болели от отдачи ружья – ведь он стрелял так много и из такой неудобной позиции. Но Бен отказался от этой мысли, просто терпел, зная, что боль и одеревенение пройдут сами по себе.
