– Рейчел, – повторил он, но не двинулся с места. – Я хочу… я хочу… – Казалось, он не может найти слова, чтобы закончить мысль, а может, и не знает, что хочет сказать.
Она тоже не могла двигаться, прежде всего потому, что ее парализовал страх, но также и потому, что ей хотелось понять, что же с ним происходит. Если на самом деле его раздирает на части заложенная в его генах память, если он деградирует, превращаясь во что-то дочеловеческое, в то время как его современный вид и интеллект тщетно пытаются сохранить господство над телом, когда каждое изменение в нем должно служить какой-то цели, быть связанным с определенным доисторическим периодом. Но, похоже, дело обстояло иначе. Пульсирующие артерии, выпуклые вены, костные наросты и впадины, казалось, существовали сами по себе и не были связаны ни с каким определенным известным существом на эволюционной лестнице. То же самое – горб на спине. Она подозревала, что наряду с воссозданием различных форм из биологического наследства человека мутированные гены вносили случайные изменения или стремились превратить его в некое чуждое существо, не имеющее ничего общего с человеком.
– Рейчел…
Какие острые у него зубы.
– Рейчел…
Серо-синие зрачки его глаз уже не были круглыми, они имели форму вертикального овала, характерную для пресмыкающихся. Но еще не полностью. Скорее всего они еще в процессе метаморфозы. Но это уже и не глаза человека.
– Рейчел…
Нос его вроде бы провалился, и ноздри были куда лучше видны, чем раньше.
– Рейчел.„ пожалуйста… пожалуйста… – Он протянул одну чудовищную руку к ней просящим жестом. В хриплом голосе слышалась мольба и одновременно жалость к самому себе. Но еще яснее звучала в этом голосе любовь и тоска, которая удивила его, казалось, не меньше, чем ее. – Пожалуйста… я… я хочу…
– Эрик, – сказала она почти таким же странным голосом, как и у него, искаженным страхом и тяжелой печалью. – Что ты хочешь?
– Я хочу… я… я хочу… не…
– Да?
– …не бойся…
Она не знала, что ответить.
Он шагнул к ней.
Она немедленно попятилась.
Он сделал еще шаг, и она заметила, что ему трудно передвигать ноги, как будто они изменились и им уже неудобно в обуви.
Она снова отступила.
Эрик, как в агонии, выдавливал из себя слово за словом:
– Я хочу… тебя…
– Эрик, – произнесла она тихо и с жалостью.
– …тебя… тебя…
Он сделал три быстрых тяжелых шага, она отступила на четыре шага назад.
Голосом человека, мучающегося в аду, он проговорил:
– Не… отвергай… меня… не… Рейчел, не…
– Эрик, я не могу тебе помочь.
– Не отвергай меня.
– Тебе уже нельзя помочь, Эрик.
– Не отвергай меня… снова.
У нее не было никакого оружия, только ключи от машины в одной руке и сумочка – в другой, и она выругала себя за то, что оставила пистолет в машине. И еще попятилась назад.
С диким криком ярости, от которого кровь у Рейчел похолодела, Эрик бросился на нее.
Она швырнула сумочку ему в голову, повернулась и кинулась в пустыню за автозаправочной станцией. По мягкому песку было трудно бежать, она пару раз едва не подвернула ногу, едва не упала. Редкие колючие кусты цеплялись за нее, мешая бежать, но она продолжала лететь вперед как ветер, пригнув голову, прижав локти к бокам, спасая свою жизнь.
Когда Эрик увидел Рейчел на дорожке около туалетов, его первая реакция удивила его самого. При виде ее прелестного лица, медно-рыжих волос и прекрасного тела, которое он когда-то обнимал, его неожиданно охватило чувство сожаления, что он так скверно с ней обращался, и ощущение огромной потери. Горящая в нем примитивная ярость внезапно исчезла, дав место более человеческим эмоциям. Глаза жгли слезы. Он с трудом мог говорить, и не только потому, что изменения, происшедшие с его горлом, затрудняли речь, но и потому, что задыхался от сожаления, печали и неожиданного страшного одиночества.
Но она снова отвергла его, подтвердив худшие его подозрения и вырвав его из тины печали и жалости к самому себе. Холодная ярость первобытного существа, похожая на поток мутной воды, перемешанной со льдом, снова затопила его. Желание погладить ее волосы, ласково дотронуться до гладкой кожи, обнять ее мгновенно пропало, уступив место чему-то куда сильнее желания – страстной потребности убить ее. Теперь он хотел выпустить ей кишки, впиться ртом в ее еще теплую плоть и завершить свой триумф, помочившись на ее безжизненные останки. Он бросился на Рейчел, все еще желая ее, но уже с другой целью.
Она побежала, он кинулся за ней.
У него было преимущество – инстинкт, генетическая память о бесчисленных преследованиях, не только заложенная в закоулки его мозга, но и пропитавшая его кровь. Он настигнет ее рано или поздно.
Она мчалась быстро, это высокомерное животное, но они всегда бегают быстро, подгоняемые ужасом и инстинктом выживания, однако долго это не продлится. К тому же убегающий в страхе значительно менее хитер, чем охотник. Так подсказывал ему опыт.
Он пожалел, что не снял обувь, она ему мешала. Но уровень адреналина в крови был так высок, что он пренебрег болью в стиснутых пальцах ног и пятках. Сейчас этот дискомфорт не имел значения.
Жертва кинулась на юг, хотя там не было никакого укрытия. Неприветливая территория, простирающаяся вплоть до далеких гор, была домом только для существ, которые ползали и скользили, кусали и жалили и иногда поедали свою молодь, чтобы выжить.
Рейчел начала задыхаться, пробежав всего лишь несколько сотен ярдов. Ноги налились свинцом.
Нельзя сказать, что она была не в форме. Но дикую жару пустыни, казалось, можно было пощупать, и дна бежала сквозь нее, как сквозь воду. Жара шла в основном не сверху вниз, так как небо было почти сплошь покрыто облаками, но поднималась снизу вверх от раскаленного песка, который нагревался на солнце с самого рассвета, пока небо не затянуло облаками около часа назад. И хотя в принципе температура удерживалась где-то на девяноста градусах, этот воздух, поднимающийся вверх, был нагрет градусов до ста, если не больше. Ей казалось, что она бежит по раскаленной плите.
Рейчел оглянулась назад.
Эрик был от нее ярдах в двадцати.
Она прибавила ходу, выжимая из своих ног максимум: вкладывая все свои силы, пробиваясь сквозь эти бесчисленные стены спрессованного зноя, хватая ртом горячий воздух. Во рту пересохло, язык прилип к гортани, в горле першило, в легких, казалось, начался пожар. Впереди она увидела заросли карликового мескитового дерева, протянувшиеся на двадцать или тридцать ярдов влево и на столько, же вправо. Она не хотела огибать их, боялась, что Эрик ее догонит. Деревья достигали ей только до колен, и заросли не показались слишком густыми и глубокими, поэтому она побежала напрямик и сразу же поняла, что они куда глубже, чем она думала, футов пятнадцать-двадцать, и значительно гуще, чем на первый взгляд. Колючие мясистые растения цеплялись за ее ноги, рвали джинсы и мешали бежать с таким упорством, что, казалось, у них есть собственная воля и они в сговоре с Эриком. Сердце билось все сильнее, слишком сильно, готовое вырваться из грудной клетки. Наконец Рейчел пробралась сквозь заросли, унося на своих джинсах и носках сотни кусков коры и листьев. И снова ускорила бег, обливаясь потом. Он застилал ей глаза, она быстро моргала, чтобы хоть что-то видеть, чувствуя соленый вкус пота на своих губах. Если она будет продолжать так потеть, ей грозит обезвоживание. Уже сейчас в глазах появились цветные блики, ее подташнивало, и она боялась, как бы ей внезапно не стало дурно. Но продолжала работать ногами, мчалась вперед по этой голой земле, потому что ей не оставалось абсолютно ничего другого.
