– Ночь – священна. Мама говорит, что это наивысшее проявление Дара. Со своим светом и красками. Ночь дарит покой! – невнятно рассказывает Ойро, её слова сбиваются вместе, часть она почти проглатывает, пытаясь поскорее поделиться своей радостью.
Эол хоть и не понимает содеянного, но невольно улыбается, копируя выражение лица Ойро. Она заражает его своим восхищением.
– Вот ты где! – Самия замирает на пороге при виде Эола. Подруга моментально напрягается, зная, что Ойро не должна была оставаться без присмотра, но они слишком увлеклись разговорами с другими потомками, и сестра, как всегда, ускользнула. Быть невидимкой – этому она научилась с детства.
– Айла, – на всякий случай напоминает Самия о нужном имени и встаёт рядом с Ойро. При свидетелях былое веселье немного сходит. Эол возвращает безмятежное выражение лица, как и учил отец. Ему известно, что Самия – часть свиты, а ещё ему известно, что эта свита тренируется защищать Калануа с раннего возраста.
– Ваше высочество, – слегка кланяясь, дежурной улыбкой приветствует Эола Самия.
– Лучше просто Эол.
– Вряд ли лучше, – парирует Самия с неизменной вежливостью, из-за чего её фраза звучит двояко.
Назари приобнимает Ойро за плечи, словно хочет её защитить.
– Самия, ты посмотри! Эол и я создали саму Ночь! – Ойро демонстрирует своего пса подруге, та становится серьёзнее, бросая косой взгляд на принца. Она оценивающе рассматривает творение.
– Ты права, это сама Ночь, но нам нужно возвращаться. Спрячь своего пса или отпусти. Сейчас место Ночи на небе.
Эол в последний раз глядит на пса, прежде чем Ойро открывает ближайшее окно и тот проскальзывает наружу, растворяясь в темноте. Почему-то Эол чувствует грусть, он знает, что теперь им необходимо вернуться в общий зал.
– Брат ищет тебя, Айла, – подтверждает его мысли Самия, обращаясь к своей принцессе.
Ойро кивает и поворачивается к Эолу:
– После моего восемнадцатилетия давай вновь сделаем такого пса.
Эол теряется от такой прямоты. Отец говорил, что потомки Илоса могут быть опасны. Предупреждал не доверять им слепо, всегда наблюдать и обдумывать сказанное. Но Эол не понимает, что может крыться под этим предложением.
– Почему после восемнадцати?
– Тогда мы сможем стать друзьями.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Обещаю, – тут же соглашается Эол, пугаясь, насколько легко это слово срывается с его языка, хотя отец учил никогда не давать ненужных обещаний.
Самия улыбается Ойро, кладёт ладонь ей на плечо и настойчиво выводит из комнаты. Эол замечает оценивающий взгляд Назари, прежде чем они выходят, оставляя его одного. Мальчик оглядывается на медовое печенье.
– Айла! – он зовёт новую знакомую только раз, но она уже ушла, и второй попытки он не предпринимает.
Я медленно сажусь в кровати, прикладывая ладонь ко лбу. Головная боль раздражающе сильна после сна. Перевожу взгляд в окно, где догорает закат – красно-алые всполохи на облаках у пиков гор. Совсем скоро сумерки перейдут в ночь.
«– Помнишь, что я сказала тебе в детстве? Тогда забудь».
Теперь мне отчётливо ясно, что имела в виду Ойро и почему Эол так отреагировал на её фразу. Тру виски в попытках унять болезненное давление.
Ужасная привычка каиданцев заканчивать день сразу с заходом солнца. Когда становится темнее, я хоть немного могу расслабиться без ослепляющего блеска чрезмерного обилия золота в комнате. Без надобности я не выхожу за её пределы, поэтому Энис регулярно приносит мне еду и всё необходимое. Из-за всего этого мой режим сбился, я часто засыпаю днём и не могу забыться ночью.
Прошло ещё пять дней. Подозрительно тихих и спокойных дней. За этот период я не говорила ни с кем, кроме Энис и Роя, который изредка приходил меня проверить, сообщая новости. По словам Роя, Даян и Назари искали меня всё это время, но Клетус заранее подготовился и подстроил множество отвлекающих ловушек. Ойро до сих пор никто не видел, и это беспокоит нас ещё сильнее. Зная сестру, она бы одной из первых бежала махать оружием.
Со вздохом откидываюсь на подушки, наблюдаю, как небо темнеет. Ищу звёзды, но зимние облака облепили большую часть небосвода. Благодаря им ночь приобретает серые и тускло-фиолетовые цвета. В это время суток я обычно ужинала с семьёй, а Паргада сверкала, освещённая множеством факелов и свечей, Цера же в низине перед дворцом выглядит тёмной. Лишь на улицах продолжают гореть факелы, освещая путь запоздавшим путникам. Я задерживаю дыхание, когда дверь с тихим щелчком открывается, – Эол проскальзывает внутрь. Пять дней он ко мне не приходил.
– Айла, иди сюда. Отец спит, – шепчет он в темноте.
Из-за снежных облаков ночь выдалась светлая, поэтому в сумраке я прекрасно различаю очертания его фигуры и белую рубашку, выделяющуюся светлым пятном. А стоит принцу подойти ближе к окнам, как мне становится видно выражение его лица.
– Не знаю, что ты удумал, Эол, но тебе лучше выражаться яснее.
Из-за напряжённого молчания тишина начинает звенеть. Его смущение почти осязаемо повисает между нами.
– Ты меня неправильно поняла, – всё-таки находится с ответом он, а тон будто намеренно звучит скучающе ровно. – Вылезай из кровати. Я хочу попробовать сменить метку отца на свою. Не уверен, возможно ли это вообще, но стоит попробовать.
«Зачем мне менять одну метку на другую?» – вертится у меня в голове, но, по словам Клетуса, метка Эола слабее и от неё можно избавиться, убив принца.
Эол зажигает одну из свечей на ближайшем столике. С сомнением я всё-таки вылезаю из-под тёплого одеяла. Запоздало вспоминаю, что пару дней назад начала по ночам носить его рубашку. Она прикрывает моё тело до середины бедра, оставляя ноги голыми. До этого я спала в платьях, но пришла к выводу, что они все чересчур неудобные. Принц делает вид, что ничего не замечает. На его лице не отражаются какие-либо эмоции, он не опускает взгляд и вообще благоразумно ничего не комментирует.
Вокруг Эола начинает распространяться сияние. Завороженно наблюдаю, как он собирает скудный свет, проникающий через окно, и крадёт яркость горящей свечи. Этот Дар поистине красив, подобен чуду. Лучи, словно падающие звёзды, оставляя за собой мимолётный шлейф, сами тянутся принцу в левую руку, и та начинает светиться изнутри тёплым золотым светом. Я убираю волосы с шеи и поворачиваюсь к нему спиной, позволяя увидеть метку. Эол кладёт правую руку мне на плечо, а светящуюся ладонь прикладывает к моей шее. Я дёргаюсь в ожидании боли, но чувствую только приятное тепло, которое постепенно усиливается, но не обжигает. Обе руки принца напрягаются, пальцы сильнее стискивают моё плечо, по комнате распространяется слабый и странный запах. Эол с болезненным шипением одёргивает ладонь от моей шеи быстрее, чем я успеваю догадаться, что это запах обожжённой плоти.
