Женщина просила похоронить ее рядом с мужем. Проклинала старшего сына за все. И младшего, если он не исполнит ее волю.
И выбросилась из окна башни.
В ту ночь Шарль второй раз ощутил боль потери. Когда умирала мать.
Но нашли ее не сразу. А через несколько часов было уже поздно. Она умерла в ущелье, в одиночестве. Драконья кровь не спасет человека, если тот бросится вниз с высоты пятнадцатиэтажного дома. Головой – на камни.
Елена прожила минут десять. И все эти десять минут Шарль катался по полу своей темницы, выхаркивая на пол кровь из легких и стискивая пальцами голову, которая готова была расколоться на части. Он не орал дурниной только потому, что не мог. Горло перехватило.
Да и мог бы – не орал бы. Драконы могут чувствовать близких себе по крови. А уж родную мать…
Шарль знал – она хотела умереть. Знал – он не сможет ее защитить. И подчинился ее решению.
Жан ничего не узнал почти до самого утра. Они с Родериком были сильно заняты друг другом.
Когда Елену обнаружили, Родерик впал в бешенство.
Он разнес половину комнат в замке, едва не прибил Жана, прибил бы и Шарля, но тот выглядел так, что краше в гроб кладут. А обстановка камеры – запачканная кровью солома, разбитый кувшин с водой, содранная кожа на запястьях и щиколотках пленника, тем, где его тела касались цепи, ожог от амулета…
Да, Родерик не смог бы удержать дракона. Его силы никогда не хватило бы на такое. Убить – да. Удержать – нет. Но Жан предавал всех и до конца. И именно он показал, где лежат амулеты, сделанные еще его прапрадедом. Амулеты, контролирующие превращения детей-драконов. Пока он на тебе – ты не сможешь его снять и освободиться.
Шарль искренне винил себя в смерти матери.
Не защитил. Не спас. Рассказал, что происходит. И даже не выполнил ее последнего желания. Елена хотела лежать рядом с мужем. Родерик распорядился похоронить ее в замке.
А потом, на ее похоронах…
Шарль рассказывал – и я видела, как медленно, под светом луны, опускают в склеп гроб с телом его матери. Видела, как он стоит, скованный цепями. Видела его глазами Жана. Тонкокостного, светловолосого, удивительно похожего на мать…
И видела, как Шарль, поставив все на один рывок, бросается к брату.
На несколько минут они оказались почти рядом. Когда прощались с матерью. В этих минутах ему не смогли отказать даже вампиры. И этого хватило дракону.
Бросок – и сильный удар цепями.
И двое братьев, сцепившись, летят во мрак склепа. В падении Шарль изворачивается, ведомый инстинктом, – и падает на грудь своего брата.
Короткое движение рук – добить. И вопль Жана, стоящий в ушах.
– Будь ты проклят, моей смертью – на мою жизнь!!!
Он успел проклясть.
А Шарль не успел убить себя.
Вампиры обнаружили его абсолютно целым и невредимым. Но сменить ипостась Шарль уже не смог. Вообще не смог.
Он оказался заключенным в человеческом теле – навечно.
Родерик был не просто в бешенстве. Он упустил Елену. Он потерял Жана. И расплачиваться за всех предстояло Шарлю.
И он расплачивался. Долгие годы. Столетия. Тысячелетия.
Бунтовал. Пробовал бежать. Пытался убить своего тюремщика.
Все, что с ним делал Родерик, что делали по приказу Родерика, что делали и ради мести и просто для забавы, он мне не рассказывал. И вспоминать не хотел. Но выжил – чудом.
И все это время сильнее плетей и железа его грызло другое.
Потеря всех родных и близких.
Что он мог сделать, чтобы все сложилось по-другому?
Как он мог предотвратить смерть отца?
Как он мог помочь матери?
Как мог убить родного брата?!
Боль душевная была сильнее физической. Намного сильнее.
* * *
После рассказа Шарля мы долго сидели молча. Дракон переживал все заново. Я – просто осмысливала. Столько новой информации обрушилось на мою бедную голову… Первой заговорила я.
– С тех самых пор ты в рабстве у Родерика?
– Да.
– А как ты оказался у Альфонсо?
– Меня отдали как вещь. Попользоваться. Оговорили только, что меня будут пытать. Постоянно. Каждую ночь. Либо сам Альфонсо, либо кто-то из его подручных. Он согласился. Альфонсо да Силва, чтоб ты знала, садист…
Не знала. И думать об этом не хотела. Я срочно перевела разговор на другое. И так кошмаров – хоть ложкой ешь, еще не хватало узнать, как именно пытали Шарля.
– И никто не пытался снять с тебя проклятие?
– Кто мог бы это сделать? Родерик, а затем и Альфонсо, запретил всем помогать мне. А волшебники достаточной силы на дороге не валяются.
– Потому что пьют качественные напитки и дома, – буркнула я шуточку с бородой. – А почему бы нам не попробовать?
Фиалковые с алым отливом в глубине глаза смотрели на меня робко и неуверенно. Казалось, Шарль удивлялся – почему я не отворачиваюсь от него. Но я действительно не осуждала дракона. Что, во имя всех богов и героев, он мог сделать?
Да ничего! Один, среди врагов… чудо еще, что он смог помочь своей матери.
Да, именно помочь. И глупость Елена писала насчет похорон. Какая разница, где лежать, если там тебя встретят любящие тебя люди?
Я вообще не считала, что стоило об этом просить. И не считала, что Шарль в чем-то виноват. Он вел себя достойно.
Кажется, дракон понял это – и перестал горбиться. Взгляд его стал спокойнее.
– А ты уверена, что сможешь помочь?
– Не знаю. Но с Питером мне это удалось. И с Алексея я на днях такую гадость стащила…
А еще это был прекрасный способ не думать о некоторых вампирах с зелеными глазами. И о том, что мы с ним делали прошлой ночью.
Шарль выглядел неуверенно – и я надавила голосом:
– Тебе что – так нравится жить в своей второй и далеко не лучшей ипостаси?
– Нет. Но вдруг у тебя не получится?
Я пожала плечами. Надоели мне эти хождения вокруг, около и рядом!
– Попробовать-то мы можем?
– Можем. Когда?
– Сейчас.
Я положила кончики пальцев на ауру Шарля и повела ими до ближайшего узелка черной сетки на драконе.
Постороннему человеку показалось бы, что я просто вожу руками по воздуху. А Шарль подыгрывает мне и корчит гримасы. Но мы не играли. Я пыталась нащупать старое проклятие. И не просто нащупать. Я хотела порвать его. Разорвать к чертовой матери!
Разнести на составляющие!
В клочья, в пыль, в порошок!
