Но разве ограничение свободы, когда ты знаешь – ты можешь обернуться и сказать: «мне нужна твоя помощь и защита». Или даже не говорить. Все равно они и так – твои.
И в ответ от тебя просят не так уж много. Просто уверенности в том, что ты – часть целого. Мечислав знал, что готов сражаться ради Юли. В любой миг. Но если что-то случится, он хотел знать, что его поддержат. Безоговорочно. Безусловно. Не спрашивая и не рассуждая. Просто потому, что верят. И если с ним что-нибудь случится – есть травмы, которые могут покалечить и вампира, его все равно не бросят. Не из-за его сексуальных возможностей. Не из-за денег. Не из-за чего-то еще. Просто потому что…
О черт!
Вампир вдруг поймал себя на слове, которое не хотел произносить даже про себя.
Ему нужно было безоговорочное доверие любви.
Но Юля его не любит.
А после того, что у них вчера было… боги, как она это воспримет?!
Изнасилование?
В лучшем случае.
И потом, его слова этому полукровке… но он не смог удержаться.
Почему?!
И опять ответ не нравился вампиру.
Ревность?
Но он НИКОГДА!!!
Это его ревновали, любили, умоляли, удерживали всеми силами…
Это – было. Но не наоборот.
Юле он был не нужен.
Вообще никак. И Мечислав это отлично знал.
Не нужен. Не-ну-жен… НЕ-НУ-ЖЕН…
Единственной ее мечтой было забыть обо всем. Он не давал ей этого сделать. Единственным желанием – спокойно оплакать любимого. Он не мог ей этого позволить. И времени не было, и опасностей было слишком много, да и вообще, возводить Даниэля в ранг святого – это было слишком опасно.
Вампир в ярости влепил кулаком в стену.
Жалобно хрупнув, посыпалась известка.
И тут зазвонил телефон.
Этим вечером Мечислав не собирался никуда ехать. Ему хотелось дождаться Юлю и поговорить. Обдумать свои проблемы, а потом встретить ее со спокойной головой и холодным разумом… ну в теории. Он успел немного изучить своего фамильара, и ждал ее прихода. Разумеется, со скандалом. Но это еще не так плохо. Намного хуже, если она просто постарается забыть все, что между ними произошло – и их отношения останутся на том же месте.
Вампир едва приметно улыбнулся.
Отношения…
Юля один раз выразилась так: «все твои отношения – это отнесения в кровать. Не больше и не меньше. Кошачья страсть и ни грамма эмоций».
Она была во многом права. И в то же время…
Сейчас вампиру просто хотелось, чтобы она оказалась рядом, чтобы поддерживала его, чтобы просто смотрела, как когда-то на Даниэля. Искренне. Преданно. С уверенностью. Как будто за его плечом находилось самое безопасное место на планете. И в то же время – с вызовом. Кто тут рискнет тронуть моего любимого?! Порву на тряпки!
Она любила Даниэля.
А его, Мечислава, – нет.
И сможет ли она простить его за все случившееся?!
Но разве он виноват в произошедшем?!
Да, он потерял над собой контроль! Ну и что?! Что такого страшного?!
Все остались живы и целы. И им даже было хорошо вдвоем. Он бы сказал просто замечательно. И ему – и Юле. Он-то знает, когда женщина получает удовольствие. И Юля его получила. Но вот признает ли она их отношения?! Согласится ли, чтобы все продолжалось дальше?
Вовсе не факт.
Черт! Ну почему она настолько упряма! Почему ее сила не могла достаться кому-нибудь более покладистому?! Почему Юля не может смириться с неизбежностью?! Что за детские игры?!
Невыносимо глупо терять время на ловлю тараканов, когда надо наращивать силу клана, надо воспитывать бойцов, надо укреплять завоеванные с таким трудом позиции…
Но нет! Изволь успокаивать истеричную девчонку, изволь гладить ее по головке и клясться… да в чем угодно клясться, чтобы она не взбрыкнула! А за ним больше тысячи вампиров и оборотней. И за каждого он отвечает. И не может ставить в зависимость от капризов малолетней нахалки!
Хотя, что уж лгать себе?
Вовсе Юля не такая нахалка. И все, что нужно для дела, выполняет беспрекословно. Сто раз могла бы уже взбрыкнуть – и все в самый ненужный момент. А вместо этого старается помочь, тянет наваленные на нее дела – и даже сильно не возмущается.
Когти и зубы выпускаются, когда дело доходит до личных отношений. Вот тут ему не делается ни малейшей уступки! Ни шагу ближе! За руку лишний раз – и то не возьми! Делиться силой приезжает закутанная с ног до головы – в тридцатиградусную жару – в плотных джинсах и рубашке. Знает, что эта одежда не станет ему преградой, отлично знает. Но и уступать не хочет. Ни на сантиметр. Сказала, что между ними ничего не будет – и ни на шаг не отступает от своего слова!
Не могли ее вырастить менее принципиальной!
Что она устроит после его срыва – страшно подумать.
А с другой стороны – не настолько он и виноват. Злить членов Совета – это не просто самоубийство. Это – медленное, мучительное и донельзя болезненное самоубийство. И это – в лучшем случае. В худшем – из тебя сделают то же, что из этого Шарля – вечное напоминание о том, что ТАК ПОСТУПАТЬ НЕЛЬЗЯ!!!
Нашла из-за кого связываться с Альфонсо да Силва!
Теперь еще надо придумать, как выйти сухим из воды. В идеале было бы вернуть Шарля назад с извинениями. И приложить что-нибудь ценное сверху. Но на это Юля не пойдет. Уж настолько-то он своего фамильара знал. Она взбесится от одного предложения. И будет права. Как-никак ее брат до сих пор плохо себя чувствует. Хотя больше вреда ему принесли не удары Альфонсо да Силва, а магическая буря, устроенная в комнате любимой сестренкой.
Но теперь это – недоказуемо.
То есть Шарль получается ее законной компенсацией. Да и вообще…
Вспомнив, как Юля отозвалась об Альфонсо, «фашист недобитый… гранату бы» Мечислав только покачал головой. По доброй воле она Альфонсо и пуговицу с одежды не отдаст. Наоборот. Если ей выпадет шанс устроить члену Совета несчастный случай – она с радостным визгом побежит на дело.
Надо бы последить за ней. Не дай бог ей придет в голову ослепительная мысль – натравить на Альфонсо ИПФ. Позвонит тому же Рокину, намекнет, что, как и когда – и все. У нее – чистые руки, у ИПФ – радость в сердце.
Но что ей можно предложить, чтобы она отказалась от мести?
Себя?
Она и в лучшие времена от такого отказывалась. А сейчас…
Вампир даже поежился. Разозлившуюся Ю. Е. Леоверенскую он увидел. И сильно подозревал, что в следующий раз наблюдать будет из бомбоубежища. В крайнем случае – хотя бы под стол залезет. Своя шкура – она крайне близка к телу и дорога хозяину. Вот. Да и жить как-то хочется… привык за семьсот лет…
