Я досадливо сплевываю, тоскливо разглядываю уже час как неподвижный поплавок и от нечего делать уныло размышляю, когда это моя веселая жизнь, полная приключений, опасностей, экстрима, жизнь, в которой я, Макс Курагин, ощущал себя очень даже крутым чуваком, защитником своей маленькой сестренки, добытчиком, да и просто удачливым засранцем, неожиданно превратилась вот в это.
Унылое говно.
Рыбалку утреннюю, отвратней которой может быть только рыбалка зимняя, подледная.
Учебу в универе, причем, на том факультете, который я и не люблю особо, и сам бы нихера не выбрал.
Работу бумажную и нихрена не героическую! А мне-то совсем все по-другому представлялось!
И Васильич по-другому расписывал, когда вербовал меня, старый хрен!
Я припоминаю его слова:
— Вот куда ты, щенок, потом собираешься? Ну, после всего этого? — Васильич выпивает залпом рюмку водки, занюхивает сиськами сидящей прямо на нем медсестрички, одобрительно крякает, продолжая меня поучать, — у тебя ни работы нормальной, ни перспектив. Только судимость не снятая в анамнезе.
Я морщусь. Ну да, рассказал по пьяни… Ну а чем еще, простите, можно было заняться в богом и людьми забытом санатории, подведомственном силовым и не силовым структурам? МВД, короче.
А, учитывая, что попал я туда в не сезон, то есть аккурат после новогодних праздников, то он еще и полупустой стоял. Хорошо, хоть медсестры симпатичные и контактные имелись.
Конечно, я понимал, не дурак же, что там каждая первая — стучит и постукивает, но, в конце концов, кому и чего они могли настучать? Длину моего члена? Тоже мне, секретная информация.
Потому я дурел со скуки, переживал за сестренку, которую, после того, как мы спасли длинноногую Рыжулю, помеху мою, боль головную, оказавшуюся дочерью генерала ФСБ и сестрой подпола ФСБ (вот свезло, да?) и утрамбовали ее обидчика на больничную койку, увез в неизвестном направлении еще один подпол, теперь уже из МВД.
Увез ее, сука, под предлогом того, что на нас, брата и сестру Курагиных, объявлена охота, что папаша обиженного нами мелкого уродца — не просто обычный чел, а прокурор, а потому надо нас разъединить и спрятать.
Вот и спрятал. Меня — сюда, в санаторий МВД, лечить опорно-двигательный. А Люську мою — к себе на дачу. И, как позднее выяснилось, к себе под бок. Сука ментовская. До сих пор злюсь, когда про это думаю!
А тогда-то я и не знал. И не подозревал даже! Потому что сестренка у меня — та еще засранка, и для парней у нее не только острый язык припасен, но еще и заточка, которой учил ее пользоваться я. Кто ж знал, что подпол сумеет в ней подобрать код!
Так что, пока моя сестренка отвисала у подпола, я лез на стену в санатории. Охреневал от процедур, кислородных коктейлей, настоек шиповника и жратвы без соли.
Ходил в трениках, трахал медсестер и дурел, дурел, дурел…
А потом чисто случайно встретил на завтраке Пал Васильича, бодрого такого мужика, за полтос, крепкого и кряжистого. Мы переглянулись одинаково тоскливыми взглядами и как-то сразу поняли друг друга.
И уже вечером сидели у него в комнате, которая была похожа на мою одноместную халупу, как каюта лайнера премиум-класса за утлую лодочку, пили коллекционное пойло, курили сигары, сука, настоящие, кубинские! Лапали медсестер.
Ну и за жизнь разговаривали.
Я вообще не знал, кто такой Пал Васильич, что у него за должность, но понимал, что, судя по фаршу, очень солидный человек.
Правда, со мной он по-простому базарил. И особо даже не учил жизни.
Так, немного выговаривал, особенно, когда историю мою несчастливую вытянул. Мастерски, надо сказать, там прям опыт допросов серьезный чувствовался. Это сейчас я понимаю, что он меня вербовал, причем, под конкретное дело, но тогда я на раздрае и эмоциях все за чистую монету принимал. Идиот, чего уж там. Прав, наверно, Васильич, щенок я против него.
Так вот, он тогда и говорил, что никакой у меня перспективы нет, особенно, если дело свое захочу, как планировал. Чтоб автомастерская для суперкрутых байков и спортивных тачек, и там же весь фарш: мойка, полировка, арт и так далее.
— Идиот ты, щенок, — качал он головой, поощрительно лапая медсестричку за ляжку, — словно и не в России живешь. Никто тебе здесь развернуться не даст, даже если бабло найдешь. Нет, мастерскую ты откроешь, это да. Но так и останешься на том же уровне, будешь жигули и калины шиномонтажить, да капоты раскуроченные собирать… Затоскуешь, начнешь чудить, потом запьешь, потом закодируешься … Через два-три года женишься, заведешь детей и забудешь о своей мечте. Потому что жизнь прихлопнет.
Я смотрел на него хмуро, курил шикарную сигару и понимал, что Васильич прав. Что так оно все и будет.
Даже если вдруг у нас с малой все выгорит, и в итоге скопится нужная сумма, чтоб и ей хватило, и мне, и еще осталось матери перечислять в дом инвалидов, то… Все так оно и будет.
— Нет перспектив у малого бизнеса, понимаешь? — дымил сигарой Васильич, бдительно следя за переменой эмоций на моей пьяной роже, — у нас только давить умеют. И все.
— И че делать? — наконец-то сказал я те самые слова, которых он, похоже и ждал.
Хитрый старый черт.
— Ну… Ты можешь приносить пользу стране. И страна в итоге, если будешь себя правильно вести, отблагодарит…
— Это как? — скривился я, уже чуя подвох. Верней, не так. Не подвох. Жопу чуя. Конкретную такую.
— А вот так, — он выразительно огляделся по сторонам и смачно шлепнул взвигнувшую девчонку по заднице.
— Тоже мне, бля… Награда, — хмыкнул я, в противовес своим словам, жадно затягиваясь сигарой. Ну а чего? Когда еще такие покурю? Или, если послушаю его, то, может …
Перспектива продаться за сигары и бухло почему-то не вызвала отторжения. Уже по одному этому можно заценить, насколько я был вдатый.
В итоге наш разговор свернулся.
В тот раз.
Но продолжился. И длился, длился и длился.
И вот его логическое завершение.
Я сижу в совершенно мокрых кроссах, мерзну, как последняя тварь, меня кусают в дырки на джинсах муравьи, а в физиономию — комары, а рядом совершенно невыносимый Пал Васильич, из которого, когда он трезвый, слова доброго не допросишься. Только мат, приказы и унижения.
На что я вообще подписался?
И надо мне оно все?
— Твой отчет — дерьмо, — как ни в чем не бывало, продолжает Васильич, — ты, вроде, одиннадцать классов заканчивал, чего ж такой косноязычный? Жертва ЕГЭ гребанная…
— Как умею, — огрызаюсь я хмуро, прикидывая, я что будет, если я, к примеру, удочку утоплю? Ну, случайно? Закончится этот бред, или нет?
— А надо по правилам, — ворчливо гундосит Васильич, — тебя, дурака, несколько месяцев этому учили… Но, видно, свинью новым трюкам не обучишь…
