Чокнутый.
И такой, боже.
Ничего такого не говорит, но этого так достаточно.
– Про-ости… – всхлипываю. Вообще за всё, господи. И за поведение, и за ложь, и за эту истерику. – Я не помолвлена, – выдыхаю.
Я слишком уязвима, чтобы продолжать поддерживать эту неправду. Да и я сейчас в таком положении, что будучи помолвленной, буду выглядеть еще неуместнее – в объятиях другого мужчины.
– Так и думал, – мне кажется Лука улыбается. – Это хорошо, Sən mənim.
Мой раскрасневшийся нос отрывается от его груди. Сквозь пелену слёз вспыхивает удивление.
– Что это значит? Как ты меня назвал?
Слеза стекает по моей щеке, и Лука подхватывает её. Вытирает осторожно и я замечаю, что на его пальце остаётся тушь. Я, наверное, сейчас как панда.
– Как-нибудь переведёшь, – подмигивает.
Я в растерянности. Хочу запомнить это звучание. Оно такое нежное и успокаивающее. Даже родное и честное. Он говорит, и я хочу это слышать. Даже не зная, что это значит.
– Скажи ещё раз, – прошу.
– Sən mənim, – голос Луки так красиво надрывается в этих хриплых созвучиях, что хочется прикрыть глаза от удовольствия.
Я обязательно переведу.
– Лучше? – поглаживает мою дрожащую спину, а я понимаю, что слёзы больше не текут, но голова гудит адски.
– Да, спасибо, Лука…
– Ты из-за нас плакала или ещё что-то? – осторожно спрашивает.
Морщусь. Я плакала, потому что я идиотка. Потому что я сама себе беда. Потому что не получается, так как хочется. Из-за себя же самой.
Но в подобном признаться – не могу.
– Пожалуйста, не заставляй… – сглатываю.
– Конечно, – он сразу же кивает. Откуда такое понимание?
Смотрим друг на друга. Движение поезда действует гипнотически или это что-то между нами… Моё сердцебиение успокаивается. Я не вырываюсь из объятий. И знаю, что уже несколько пассажиров прошли через тамбур, заметив нас с Лукой, но вдруг… плевать. Я рядом с ним дышу. Чем-то хорошим. Таким, от чего не хочется плакать. И я не знаю зачем это ему, но теперь я точно знаю, что это нужно мне…
– Хочешь расскажу кое-что? – предлагает тихо.
– Конечно, – отвечаю с интересом.
Всё что угодно. Очень хочу.
– У меня есть тату, – мужчина убирает одну руку с моей талии и показывает дракона с крыльями бабочки на внутренней стороне руки ниже локтя.
– Да, очень необычное, я заметила, – разглядываю его вновь и позволяю себе прикоснуться пальцами к рисунку.
– Это моё напоминание, – пара морщин покрывают его лоб. – О том, что никто не способен сжечь наши крылья, кроме нас самих.
Я затаиваю дыхание и только сейчас замечаю, что контур крыльев не везде ровный, словно крылья тлеют, обожженные огнём дракона. Собственным огнём.
– Сила, которую мы должны использовать для защиты, мы используем против себя самих же, – я поднимаю на него взгляд. – Мы сами себя сжигаем. Порой.
Вау.
То есть звучит ужасно, но это настолько правда, что… вау!
– Лука… – я выдыхаю.
– Подумал, что тебе будет это важно услышать, – лёгкое касание его ладони прошлось по моей щеке.
Мне кажется, я всю жизнь жила для того, чтобы услышать эти слова. Чтобы осознать их истину. Теперь я поняла, почему это тату показалось мне устрашающим вначале, потому что я очень хорошо знаю это ощущение…
– Ты спрашивал есть ли ещё что-то… – мне так неловко, что я прячу свой взгляд на его груди. – Это оно, Лука. То, что ты сказал – это оно.
Мужчина крепче меня обнимает.
И я ему благодарна за то, что он не пытается подобрать ненужных слов или дать обещания, которые не сможет сдержать. Я и так знаю, что это хреново. И я понимаю, что только я могу исправить это. Не всегда Лука будет рядом…
Но сейчас, в это мгновение… в его объятиях – моё укрытие. Я так чувствую. Он словно обнимает всех моих обожженных бабочек. Защищает их и вселяет надежду в меня. Лука пробежался под огнедышащими вспышками и сумел сохранить то, что важно для меня. И я не понимаю как это возможно. Мы ведь с ним просто незнакомцы…
– Смотри, – тихо обращается ко мне на ушко. – Мы, кажется, объяснились с тобой и теперь… я бы очень хотел, чтобы мы вернулись к исполнению твоего обещания.
Ооох.
Всё внутри взволнованно и приятно переворачивается.
– Зачем тебе это, Лука? – шепчу в ответ.
– Не хочу, чтобы ты больше плакала. Не хочу, чтобы была одна, – отвечает не задумываясь.
– Очень благородно, – и я даже не закатываю глаза.
Если бы он знал, как сильно мне невыносимо быть одной. Уже очень давно.
– Или эгоистично, – мужчина ухмыляется, и наши взгляды сталкиваются. – Я настолько этого хочу, что готов на что угодно, чтобы и ты этого захотела.
Так опасно. Мы на опасном пути. Как заснеженная дорога, которую растопил дождь и тут же прихватил мороз. Мы посреди гололёда, одно неверное движение и… А я даже на коньках кататься не умею. Что нам делать, Лука? Разве ты удержишь нас?
Но у него такой взгляд, словно да. Удержит, черт побери.
Бо-оже.
– Я тоже этого хочу, – признаюсь. – Только приведу себя в порядок, – смущаюсь.
– Договорились, – ему сложно сдержать улыбку.
Он отпускает меня, но продолжает в каком-то приподнятом изумлении рассматривать. Я выдыхаю и иду в туалет. Закрываюсь, ощущая вернувшееся головокружение. Отражение в зеркале не радует из-за потекшей туши и раскрасневшихся глаз. Первое, к счастью, получается исправить быстро. А второе – больше не страшит меня. Я встретила мужчину, который захотел остаться после того, что видел… Его удерживания чертовски желанные, да.
Возвращаюсь к состоянию приятной взволнованности, покалывающего нетерпения и какой-то… влюблённой эйфории. Стоило так долго бежать от мужчин, чтобы так опрометчиво потерять голову от незнакомца в поезде. Боже, Аня, ты сумасшедшая! Правда, сумасшедшая, девочка…
Но это ничего не меняет. Эта мысль уже не способна ничего изменить. Я всё равно вернусь к нему, чтобы там мои предрассудки не диктовали. Вот так поступлю, вот так хочу!
Выхожу из туалета и немного удивляюсь, потому что Лука ждёт меня. Думала, что вернётся на своё место.
– Ты ещё здесь…
– Решил убедиться, – осекается, но всё же говорит это: – Что ты сдержишь обещание в этот раз.
Вот так, да?
Закатываю глаза.
– Если я сказала, значит… – гордо прохожу мужчину, чтобы войти в его вагон.
