– Как думаешь, нас выгонят до десерта?
Смеюсь, открывая глаза и встречаясь с пронзительным взглядом Демьяна: на дне его зрачков пляшут бесенята.
– Смотря сколько нам еще придется тут торчать, – отвечает он. – И скольких недругов нужно обработать.
– Ты жесток! – деланно возмущаюсь, но не злюсь.
Он чертовски прав. Теперь нет сомнений: я нисколько не жалею, что пригласила его с собой. Мне ни капельки не стыдно за то, что праздник матери неумолимо, но портится после нашего появления. Я не стыжусь за вранье и агрессию. Уверена, сейчас тетушки окружили именинницу и вываливают на нее ушат помоев, в который обернулись слова Демьяна. Умеет же он задеть… Обожаю его таланты!
– Думаю, я честен, – пожимает Савицкий плечом и, заливисто рассмеявшись, наклоняется вперед и целует мою щеку.
Именно в этот момент я чувствую на себе обжигающий взгляд. Резко оборачиваюсь и замечаю мчащуюся к нам на всех парах сестру. Ее щеки пунцовые, а в глазах лихорадочный блеск. Что-то случилось, и явно не самое лучшее за вечер. Она подлетает к нам, тяжело дышит и, лишь после того как Лесе удается восстановить сбитое дыхание, начинает говорить.
– Мама тебя убьет.
Я хмыкаю и пожимаю плечами. Ничего нового сестра мне не рассказала.
– И она уже идет сюда, – выдыхает следом, пытаясь что-то произнести еще, но громкий оклик матери заставляет Лесю втянуть голову в плечи и отшатнуться, будто поймали воришку за руку.
Сестра прыгает в сторону, прячется за нашими спинами и явно не понимает, почему я остаюсь стоять на месте. Я больше не боюсь этой женщины, которая всегда умела портить отношения. Наши так точно.
– Ты, – рыкает мать, тыкая в мою сторону коротким пальцем, украшенным золотым перстнем.
Еще одна ее отличительная особенность – нацепить на себя килограммы золотых украшений с яркими камнями и сверкать ими словно новогодняя елка. Ох, и почему я вижу ее сейчас именно так? Раздражительно до зубовного скрежета. Страха нет, остается лишь желание развернуться и уйти.
– Какого черта ты творишь? Что за концерты устраиваешь?!
Лицо матери становится пунцовым, как и у Олеси. Но если сестра просто напугана и видимо уже получила выговор за то, что поучаствовала в моем появлении на празднике, да еще в компании Савицкого, то мать раскраснелась от злости. Она тяжело дышит и на ходу второй рукой поправляет атласное платье.
– Никакого концерта, – спокойно отвечаю, стоит ей закрыть рот. – Я приехала на Твой день рождения, поздравила тебя и общаюсь с Твоими гостями. Все как обычно, мам. Ничего не меняется.
Она хлопает длинными черными ресницами и выдает новую тираду.
– Ты ни черта не изменилась, – рыкает мать, обдавая меня запахом алкоголя. – Я надеялась, что с возрастом засунешь свою гордость куда подальше, но нет! Прийти на мой юбилей да еще в компании этого, – она тыкает пальцем теперь в Демьяна, – и устроить балаган! Что вы там наговорили?! Твои тёти в бешенстве!
– Ма…
– Позволь. – На мою талию ложится теплая ладонь Демьяна, будто давая понять – его только что оскорбили и он не намерен молчать. Да и меня в обиду, похоже, не готов дать. Чертов рыцарь, от которого за последние часы я в неописуемом восторге.
– Ирина Валентиновна, возможно, вы неверно истолковали наше появление, – голос Савицкого звучит чертовски учтиво и показательно, обозначая – у кого-то среди собравшихся достаточно манер, а кому-то стоит поучиться. – Я и Лана приехали на ваш праздник по вашему приглашению. Мы благодарны за оказанный прием и немного поражены тому, как на нас реагируют остальные гости вашего мероприятия. Возможно, дело в гостях, а не в нас?
Я мысленно хмыкаю. Пожалуй, Демьян даже переигрывает, но молчу в тряпочку и позволяю оставаться ему рыцарем в сияющих доспехах.
– Да хватит уже!
Мать вспыхивает как спичка и отмахивается от слов Демьяна, пытаясь того заткнуть в привычной ей манере – взмах руки, отворот головы вбок и искривленное в гримасе лицо. Я отчетливо помню как каждый раз, стоило мне о чем-нибудь заикнуться, она так делала, давая мне понять: «мол, дочка, отвали, маме не до тебя». Однако Демьян не знает ее условных знаков, и я замечаю, как меняется и его лицо: прорезаются острые скулы, глаза прищуриваются как у дикого зверя, готового напасть на ничего не подозревающую жертву. Кажется, порой он смотрел на меня так же… Я нервно заглатываю комок из вязкой слюны и пытаюсь перехватить его руку, чтобы пальцами вцепиться в мягкую кожу и вернуть его в реальность. Не стоит накалять и так горячую обстановку.
– Дем…
– Ирина Валентиновна, – продолжает говорить Савицкий, игнорируя мою попытку вмешаться. – Надеюсь, вы слышали, что я сказала.
– Сотрясаешь почем зря воздух, – ответила в его духе мать. – Ладно, возвращайтесь обратно в зал. Забейтесь в какой-нибудь уголок и не портите вечер. А ты, – мать тыкает в мою сторону пальцем, – попросишь прощения у тетушек. И будь добра, попридержи язык за зубами.
– Пожалуй, – Демьян громко выдыхает, явно понимая, что вести диалог с тем, кто к нему не предрасположен по природе, явно бесполезно, – нам пора.
Мать оборачивается и, шипя, произносит требование вернуться в ресторан, и я уже готовлюсь сделать шаг, против воли, конечно же. Скорее по старой памяти и выработанным условным рефлексам, но замираю, очутившись в крепких руках своего любовника. Демьян рывком одергивает меня, разворачивает к себе и новым проворным взмахом руки возвращает в реальность.
Я ошарашено смотрю под ноги и вижу яркие всплески. Искорки. Мое платье, усеянное блестками и бусинками, рассыпается прямо на глазах изумленной публики. Ткань трещит так, словно небо разгневалось и грохочет над головами. Я просто поверить не могу в то, что происходит… Поднимаю руки, ловлю лоскуты платья и пытаюсь свести их на груди.
– Ох, какая досада, – играючи сообщает Демьян и вновь управляет мной как марионеткой.
Сокращает между нами дистанцию, быстро стягивает с себя пиджак, который в следующий миг оказывается на моих плечах.
– Кажется, Лана не сможет вернуться на ВАШ праздник.
Уверена, он специально выделяет последние слова, пытаясь показать моей матери, что это вечер не только ее. Осадил и поставил на место. Но вот за что рвать платье-то?! Я хочу возмутиться, но теряюсь со словами, поднимая лицо и встречаясь с пораженным лицом матери. Она как рыба шевелит губами и, выпучив глаза, смотрит на нас. Пожалуй, мы сумасшедшая парочка.
– Идиоты! – оклемавшись, рыкает мать, но Демьян игнорирует поток брани.
Вслед прилетает многое, и что-то еще похожее на «два сапога-пара» звучит вполне благодушно, но я стараюсь не слушать голос матери. Принимаю руку Савицкого и, не прощаясь, ухожу. Леся отскакивает в сторону. Я успеваю заметить смятение на ее лице и искорки в глазах. Кажется, она все же на нашей стороне, пусть и боится высказаться вслух.
