— За правдой! Бросил меня Некрас, ушел к разлучнице! И что теперь? Молча сидеть, слезы глотать?! — взвизгнула Цветава. — Я ль не хороша? Ответь, мудрая?! Научи, как вернуть его! Проси, что хочешь, отказу не будет!
Всеведа выслушала молча, задумалась, загляделась на очаг без огня.
— Цветавушка, зачем он? Ведь не тебя любит, не тобой дышит. Знаю, больно тебе, голубка, но сама подумай, может не он участь твоя? Время пройдет, перемелется все, боль утихнет. А там, глядишь, и сыщется любовь твоя настоящая?
— Любовь?! Что та любовь, когда позор на мне?! Я ли не голубила его? Я ли не стелилась перед ним, как травка под ноги? А теперь все добро его, все злато ей? Мыши серой? Твари пришлой? — синие глаза злобой светились, завистью.
— Вон оно что-о-о-о… Я то не догадалась, что не любовь безответная тебя точит, а жадность… — Всеведа голову к плечу склонила, сверкнула очами рысьими. — Скажи, красавица, тебе Некрас-то дорог?
— Дорог, не дорог — не об том разговор! Мой он, мне обещался! Зря я в девках сидела? Богатого ждала?? Как вернуть?!
— Никак. Забудь и участь свою прими, Цветава. Его боги светлые любовью одарили, а ее не перепрёшь ни наговором, ни зельем приворотным. Нужен тебе муж, который не о тебе думает, не о тебе сны-то видит?
— Гладко стелешь, Всеведа, да не того мне надобно! Продай взвар… Пусть по твари этой бледной струпья пойдут! И приворотное дай! Мне бы только дитя от него зачать, а там уж не отопрется! — Цветава полезла за пояс, выложила на стол золотую деньгу.
— Думаешь, что за все золотом можешь рассчитаться? Все купить? Нет, девка, — Всеведа встала с лавки, выпрямилась и глядела грозно. — Вон пошла. И не вертайся, пока разум свой оброненный не найдешь. Ни жалости в тебе, ни понятия.
Цветава вскочила, кинула злой взгляд на волхву и метнулась к двери, но вернулась, сгребла золотой со стола в горсть и выскочила в темную теплую ночь.
Шла, не разбирая дороги, слушала шепотки ночные любовные, а перед глазами все стояли Некрас и Нельга, все целовались жарко в рощице. Злили, ярили сердечко, токмо не любовью грустной, а разумением — не быть ей купчихой богатой, не есть сладко, не холить белых рук бездельем.
Уже у дома своего богатого, остановилась, глаза к небу темному возвела и прошептала жарко:
— Все равно изведу тебя, разлучница. Не взваром, так иным чем. Мой Некрас, мой! Дай срок, уедет Квит, а там ужо…
* * *
— Нелюшка, что-то разоспалась ты, — тихий голос Новицы разбудил девушку.
Подскочила Нельга на лавке, головой покрутила, руку протянула в изголовье и нащупала там глиняную птичку, что дал Некрас вечор. Наново загляделась на красоту-то такую. Пока рассматривала, вспомнила глаза яркие, речи жаркие и горячий поцелуй Квита. Румянцем полыхнула так, что не передать словами. Сладко ведь было, ох как сладко!
— И чего расселась? Солнце-то уже высоко, голубка, — Новица поставила на стол миску с молоком. — Утричай и иди. Богша притёк с заимки, холопов забирает — пахать скоро. Надоть проследить. Я к Плаве пойду со скотиной помочь. Нелюшка, да что с тобой? Не захворала? Щеки-то горят.
— Иди, иди Новица. Я уж сама тут, — с лавки встала, и застыла.
И так все утро — то идет, то стоит. Будто одной ногой в яви, а второй в мыслях. Богша и тот приметил странное, но смолчал, не стал докучать Нельге.
Солнце перевалило за полдень, накрыло тягучим зноем Лугань, заставило людей и скотину всякую прятаться, тени искать. Новица, утомившись, прилегла под навесом на лавку, уснула сладко. Плава на крылечке сидела, прислонясь головой к столбушку, напевала тихо песню. Пёс Знатко уполз в тень под приступки и прикрыл большой лапой нос.
Нельга пошла в дальний угол подворья, уселась на лавку под деревом, шнурок легкой рубахи распустила, ждала ветерка малого, чтобы остудил мало-мальски. Глаза прикрыла, замечталась, а потом подкинулась — ведь ни разу и не вспомнила о Тише…Тишеньке…
— Лучше бы спала, медовая. Красивая ты, когда улыбаешься тихо, покойно, — голос бедовый, глубокий.
— Некрас! Ты чего тут? — схватилась за шнурок, рубаху стягивать.
— Чего я тут? Сама не понимаешь? Видеть тебя хотел. С утра под забором топтался, ждал, когда одна останешься… — Некрас шагнул ближе, устроился рядом с Нельгой. — Медовая, пожалела бы, дала бы воды. Думал, сварюсь заживо.
Врал, улыбался, смотрелся бодро, а жалости просил. Нельга и обрадовалась, и смутилась.
— Посиди, я мигом, — подскочила с лавки, и метнулась к домку.
Там зачерпнула ковшиком воды прохладной, и понесла парню. Он навстречу поднялся, протянул руку, принял ковшик. Пока пил, жёг темным волнительным взглядом Нельгу, потом утер губы ладонью.
— От тебя все сладко, медовая. Что вода, что поцелуй.
Нельгу снова окатило волнением, непривычным и приятным. Она ковшик-то взяла и сама приникла к воде, а все для того, чтобы не показать пригожему Квиту, как ярко полыхнули румянцем гладкие щечки. Руки-то дрогнули, потекла вода прозрачная по подбородку, по шее, скатилась за ворот рубахи, промочила тонкую ткань.
Некрас в лице переменился, руку протянул, коснулся румяных губ пальцами, стер нежно капли, двинулся по подбородку, по шее и остановился только у ворота. А она, будто зачарованная, с места не двигалась, руки его не отталкивала.
— Нельга, ведь знаешь, зачем пришел. А коли не знаешь, так догадываешься, — голос его, хоть и тихий, оглушил Нельгу нежностью, и обжег огнем.
Она и знать не знала, что такое может быть — ведь голос, не руки, не губы…
— Не ведаю, Некрас. Вчера разочлись, так что ж еще тебе? — в глаза ему смотреть не решилась, опасалась не его, а себя.
— Нельга, люба ты мне. Так люба, что в глазах темно. Моей стань. Сей миг вено за тебя дам и заберу к себе в Решетово, — голос Квита звучал тихо, но слова, что молвил, поблазнились Нельге громом небесным. — Знаю, что не любишь меня, но верь мне, все сделаю, чтобы только меня видела. Все отдам тебе, слышишь ли? Все под ноги кину, только рядом будь. Ты полюбишь меня, в то верю и крепко. Знаю, что моя ты, медовая, и ничья больше.
Взглядом опалил так, что Нельга едва не вспыхнула, ковшик к груди прижала, отступила на шаг, вымолвить ничего не смогла. А Некрас догнал, ковш вырвал из рук, и закинул подальше.
— Не молчи, не молчи ты! Ответь! — сам пылал и ее сжигал! — Ведь откликнулась ты мне, целовала вчера. Не противен, а стало быть, полюбишь!
Нельга в глаза ему глянула и пропала совсем… Омуты — темные, жаркие и желанные! Сей миг и ворохнулось сердечко, подалось на слова горячие, откликнулось, и забилось борзо. Поняла Нельга, разумела, что с ним могла бы забыть обо всем: о Тише, о горе своем. Стань она женой Квита, может и счастливой была. Но огонечек маленький, где-то на дне думок не дал. Напомнил о Тихомире, об отце, о матушке, о Военеге-псе. Согласится быть женой, так и погубит Некраса и весь род изведет!
