— Поняла, не дура же! — осердилась Цветава. — Ты дело, дело-то говори.
— А просто все. Заманить девку на Дурную тропу и припугнуть, — очами раскосыми сверкнула.
— И как припугнуть? Нельга не из пугливых. Нос дерёт высоко, ходит гордо, — Цветава слезы утёрла, смотрела на холопку с надеждой.
— Так повисит головой вниз над обрывом, спугается. Ай, не так, хозяюшка? — и говорила-то складно Зойка, заманивала. — Вдвоем-то мы ее скрутим, заставим зарок дать, что к жениху твоему ни в жизнь не подойдет. А еще лучше, пущай едет из Лугани. Чего ей тут? Ни родни, ни корней. Никто об том не прознает, и ты чистая будешь. Нет разлучницы — нет печали. А ежели не послухает, упираться станет, так наврём, что братьев твоих на нее натравим. Поваляют ее гуртом на сене, и кому она после того нужна будет? Чай Квит не дурень, брать девку порченую. Токмо делать надо быстро, пока Некрас не появился. Инако у него защиты станет искать разлучница-то.
Цветава отвечать не торопилась. Все думала, морщила лоб гладкий. Оглядела гридницу свою девичью, наново в окно посмотрела. А там как раз толпа шла, впереди всех красавица Радмила: навеси серебряные, рубаха расшитая. Смеется, зубами белыми похваляется.
Цветава и не снесла.
— Как заманить-то, Зойка? Я кликну, она и не пойдет. Давеча приходила на рождение сына Белянина, так не ела, не пила. Сторожится, змея.
— А ты подумай, хозяюшка, — промолвила Зойка. — К чему у ней думки повернуты? К кому?
Цветава задумалась глубоко, с лавки соскочила, пометалась малое время по гриднице.
— Вот что, Зойка, скажем ей, будто Тишка Голода на Дурной тропе оскользнулся. Старая-то любовь скоро не забывается. Побежит, куда денется. Нельга явится, так мы ее и…
— Я, хозяюшка. Я сделаю. А ты ей все выскажи, злобу-то сорви.
— Что хочешь в расчет?
— Так деньгу, Рознеговна. Выкуплюсь и уйду с Лугани куда глаза глядят. Коли свезет, то и домой попаду. Там тепло, море соленое. Чай не тутошняя слякоть.
Цветава оглядела иноземку, кивнула, да и пропала в мыслях. Складно выходит… Нельга пропадет, так Некрас заскучает, запечалится, а тут она, Цветава, подползет ласковой кошечкой: приголубит, утешит, а может и дитя зачнет. Вено-то еще не вертали.
Глава 23
Некрас метался по дому, злился, а почему не разумел. Будто нашептывало что-то, наговаривало: «Беда!». День прошел, второй к концу близился, а тревога не проходила. Не стерпел и пошел к отцу.
— Бать, я в Лугань, — брови насупил, кулаки сжал, собрался ругаться с отцом.
— Что так? Хотели третьим днем ехать. Мать коробок еще не собрала, — Деян внимательно посмотрел на сына. — Ты чего, Некраска? Весть получил али так, по дурости?
— Что хочешь думай, отец, но тревожно мне. До того тоскливо, аж выть готов.
Деян глянул в окно на подворье, обсмотрел холопов, что возвращались с дальних пашен и репищ*. Почесал задумчиво макушку, и рукой махнул.
— Собираемся. Утресь отваливаем. Отпахались, так ничего и не держит. А ежели что, так брат приглядит за хозяйством. Все верно, сын, себя надоть слухать. Сколь раз со мной такое было и ведь все угадывал. Беги нето, ватажников своих сбирай.
— Бать…да я… — поклонился и бегом по Решетову!
Ввечеру вернулся, прошел по двору, и хотел уж было в дом ступить, но остановил его Радим — новый закуп, которого привез Некрас из Нового Града.
— Слыхал, что отваливаете завтра.
— А твоя какая печаль, Радим?
— Такая, хозяин! Возьми с собой. Сруб я те новый возведу, токмо мне на торг надоть. Хучь Луганский, хучь иной какой. Кузня в Решетове маловата и кривовата. Прикупить бы кой-чего. Я могу и тебе обсказать, чего надобно, токмо лучше самому приглядеть. Ты сруб-то, чай, справный хочешь, — закуп брови насупил и, по всему было видно, что уступать не собирался.
— Тьфу! Вот не до тебя сей миг, — Некрас, как и отец, почесал макушку. — Семейство устроил?
— Устроил. Спаси тя, Квит. Жёнка довольна, уж дюже домок просторный. Да и харч сытный, — вспомнил о чем-то, и поклонился.
— Ладноть, одним больше, одним меньше. Собирайся и утресь к реке приходи.
Мужик кивнул и ушел, словно растворился в вечерних сумерках. Некрас даже головой тряхнул, не поблазнилось ли?
Вечерять Некрас отказался, завалился на лавку, но глаз не сомкнул до самого рассвета, а там уж завертелось, захлопоталось, и забегалось.
Насада шла ходко: вода тихая, небо синее. Плыви, да плыви, любуйся на красоту речную. Но беда-то и в отраде подстеречь может. Через Журки, после порогов, наткнулись на насаду ушкуйную!
— Деянушка, что ж будет? — Видана прижалась к мужу.
— Не боись, Видка. Отмахаемся. Глянь, на веслах у них через одного сидят, стало быть, пощипали их ужо, — Деян жену успокаивал, но сам себе не верил.
Ушкуйные — лютые. Людей там случайных нет, и не было никогда. Мужики все сплошь ярые, воины опытные. Тревожился поживший купец, смотрел на Некраса, а тот уж и меч вытянул.
— Деян, — шептала Видана мужу. — Вот не к добру все это. Говорила я. Все из-за Нельги … Чего сорвались так рано? Куда? Посекут, Деян.
— Видка, чего мелешь? При чем тут Нельга-то? — Деян смотрел на уйшкуйную насаду. — Не посекут, чай, грабить идут, не убивать.
— А кто при чем? Она! Ить когда к Цветаве ездили, не было такого-то. Проклята эта Сокур, вот попомни слова мои! Некрасушка, кровиночка моя! Изведёт она его, как пить дать, изведет! — Видана взвыла, прижалась к мужу.
А тут и ушкуйники подали знак — означили себя громким посвистом. На нос насады вышел мужик — мечный, лучный — и громко прокричал:
— Купчины, насада-то не тяжела? Вы токмо слово молвите, вмиг ослабоним, — за его спиной послышался глумливый гогот.
— Своя ноша не тянет! — прокричал Некрас. — Перетопчемся как-нибудь. Плывите себе по-здорову.
— Это кто там такой умный? Указывать вздумал, купчина? Хотим плывем, хотим балакаем, — озлился ушкуйник. — Не отдадите добро? Так сами возьмем, мы не дюже гордые.
— Чего ж орать-то? — Некрас прищурился. — Сколь тебе надо, лихой? Ты обскажи, может, сойдемся в цене?
Ушкуйник выслушал, повернулся к своим, и что-то сказал. Малое время лихие вели разговор промеж себя, а потом уж и ответили:
— Ты ж Квит? Стало быть, богатый. Одной насадой больше, одной меньше. Еще наживешь. Стыкнемся, товар заберем, а ты радуйся, что жив остался. И без дури давай!
Некрас брови свел, оглядел своих людей. Местька сразу понял, что дело худо и вытянул тихонько меч. Деян подталкивал Видану к борту насады, указывал, где схорониться. Радим — закуп из новых — подошел к Некрасу:
— Меч дай, хозяин. Чего лупишься? Я у князя Мезамира в дружине ходил не один год. Сам видишь, не отлезут.
