Глава 16. Регулирование арт-рынка
Арт-рынок – всего лишь прикрытие, которое называется искусством, а на самом деле является отмыванием денег. В конечном счете это всего лишь бизнес и мировая валюта.
Мартин Рот, директор Музея Виктории и Альберта в Лондоне
Каждый январь на протяжении четырех дней лидеры мирового бизнеса и политики встречаются на Всемирном экономическом форуме в швейцарском Давосе, чтобы обсудить самые насущные проблемы. На форуме 2015 года профессор Нью-Йоркского университета Нуриель Рубини выступал с докладами в рамках двенадцати публичных дискуссий и бесед за ужином. Одиннадцать его докладов были посвящены макроэкономической политике – вроде программы количественного смягчения, предлагаемой Европейским Центробанком, и решению Швейцарии позволить франку расти в цене. О двенадцатом докладе Рубини в прессе писали больше, чем обо всех остальных, вместе взятых. В нем ученый рассуждал о необходимости регулировать арт-рынок и привел все критические замечания, которые высказывались в адрес этого рынка на протяжении десяти лет.
Когда Рубини требует реформировать какой-то рынок, СМИ и правительства прислушиваются. Докторскую степень он получил в Гарварде, работал на Федеральную резервную систему США, Международный валютный фонд, Всемирный банк и Банк Израиля, служил советником у Билла Клинтона и Тимоти Гайтнера (с 2009 по 2013 год министр финансов США). В 2011 и 2012 годах журнал Foreign Policy («Внешняя политика») называл Рубини одним из «Ста ведущих мировых мыслителей». Самое известное его предсказание – прогноз об обвале американского рынка высокорисковых ипотек, приведшего к финансовому кризису 2008 года. За это СМИ окрестили его «Мистер Фатум».
Доклад Рубини, обративший на себя такое внимание СМИ, был частью мероприятия, организованного изданием Financial Times и банком Julius Baer. По словам профессора, судя по размерам арт-рынка и тому, что произведения искусства используются в качестве портфельных инвестиций, их следует считать классом активов и регулировать как остальные классы активов. Далее он сказал очевидную вещь: если люди инвестируют в искусство, часть ожидаемой прибыли связана с тем, что им выгодны налоги, которыми облагается прирост капитала в этой сфере, а часть – с тем, как легко уйти от налогов, когда перемещаешь произведение искусства через границы и передаешь его от поколения к поколению.
Рубини привел данные индекса Мея – Мозеса по тенденциям роста цен на предметы искусства и заключил, что доходы от искусства можно сравнить с долгосрочной прибылью по акциям. Однако, как и другие комментаторы, профессор проигнорировал высокие транзакционные издержки, а также текущие издержки на страхование, консервацию, транспортировку и хранение предметов искусства. Он не упомянул, что индекс Мея – Мозеса и другие арт-индексы страдают от того, что экономисты называют ошибкой выборки: они фиксируют только цены на работы, принятые для реализации на торгах. Отвергнутые аукционным домом работы не учитываются. Наилучшая оценка долгосрочных доходов от портфеля, собранного из произведений искусства, составляет примерно 3,2 процента в год, что примерно равняется уровню прогнозируемой годовой инфляции и намного ниже долгосрочных прибылей от акций. Все это тем не менее не лишает силы аргумент насчет класса активов.
Рубини заявил, что гарантии, предоставляемые дилерами под выставленные на торги работы, могут привести к манипуляциям с ценами. Его беспокоит, что дилер может гарантировать рекордную цену, «купить» произведение за эту цену и таким образом установить новый ценовой рекорд для художника, сотрудничающего с галереей. Специалисты аукционных домов утверждают, будто ни один аукционный дом не позволит дилеру предлагать гарантии третьего лица для собственного художника, притом что сами дилеры регулярно торгуются за работы своих художников на аукционах. Я не смог найти ни одного человека в арт-мире, кто бы признался, что ей или ему известно о подобных нарушениях в системе гарантий, за исключением, наверное, китайского рынка.
Рубини также ссылался на рост количества фондов, инвестирующих в произведения искусства (по его подсчетам, таких фондов более семидесяти), и попытки бороться с низкой ликвидностью предметов искусства путем создания деривативов – производных финансовых инструментов для отслеживания базового значения стоимости рыночных фондов для арт-рынка.
Попутно профессор подчеркнул отсутствие механизма ценообразования для произведений искусства. Они не дают стабильного дохода, только потенциальный прирост капитальной стоимости. В этом смысле искусство больше похоже на золото, чем на акции, облигации или объекты недвижимости. Отсутствие механизма ценообразования означает, что искусство подвержено всплескам моды, следованию трендам и ценовым пузырям, – как выяснилось при довольно радикальных обстоятельствах после 1990 и 2008 годов. Это также означает, что инвестор, вкладывающий в искусство, должен покрывать капитальные издержки и затраты на финансирование из другого источника, надеясь, что актив будет оценен достаточно высоко и оправдает затраты. Если же другой источник (акции, недвижимость) больше недоступен, актив в виде произведения искусства, возможно, придется ликвидировать.
В конце Рубини пришел к очевидному выводу: если онлайновые индексы и цены на торгах позволяют получить хоть какую-то информацию, арт-маркет по прежнему непрозрачен. «Инсайдерская информация здесь – стандартная практика… На других рынках это сочли бы незаконным». Этот рынок должен регулироваться извне, «потому что саморегулироваться он не хочет, а на других финансовых рынках, например на рынке ценных бумаг, подобные недостатки неприемлемы». Профессор заключил, что регулирование было бы полезным даже для дилеров, аукционных домов и остальных профильных участников рынка, которые сейчас ему противятся.
Перечень возможных нарушений, приведенный Рубини, вызывает очень много вопросов. Если арт-рынок нужно в большей степени регулировать, что и как следует контролировать? Рубини предложил создать административное учреждение, призванное осуществлять регулирующий надзор и наблюдать за передачей прав собственности. Но есть ли правительства, готовые считать арт-рынок достаточно важным, чтобы оправдать усиление контроля по сравнению с тем, что уже существует в законах о мошенничестве, гражданско-правовых деликтах или договорном праве?
Мелани Герлис – редактор раздела арт-рынок в издании The Art Newspaper и колумнист газеты Financial Times. В своей книге «Искусство как инвестиция?» она оценивает стоимость оборотоспособных произведений искусства, находящихся в обращении в конкретную единицу времени, в 400 миллиардов долларов. Для сравнения, рыночная капитализация мультинациональной корпорации Apple в июле 2016 года составила 570 миллиардов. Более половины свободно обращающегося на рынке искусства составляют дорогие работы – их приобретает, хранит и продает небольшая группа богатых коллекционеров. Будет ли государство выделять ресурсы для защиты богатых коллекционеров, у которых и так уже есть доступ к консультациям экспертов, дилеров, аукционных домов и друг друга? Вспомним историю с Рональдом Перельманом (см. одиннадцатую главу).
