Гленстоун, музеи семей Рубелл и Брант являются некоммерческими, не облагаемыми налогами благотворительными учреждениями. Их основатели (а заодно любой даритель) имеют право вычесть из облагаемой налогом части своего годового дохода стоимость художественных произведений, денежных средств, а также акций, которые они жертвуют в пользу музея. Особый налоговый статус подобных учреждений спровоцировал дискуссию на тему необходимости более конкретно определить, какую именно пользу обществу должны приносить подобные учреждения, чтобы заслужить право не платить налоги. Налоговый кодекс США, ограничиваясь самыми общими фразами, предлагает считать таковой публичный доступ, просветительскую работу и предоставление работ на выставки. Что ж, Фонд Бранта организует выездные выставки и спонсирует детские образовательные программы.
А ведь еще существуют мини-музеи, открытые от случая к случаю – для друзей основателя или по поводу каких-нибудь благотворительных мероприятий, и вот они обычно (но не всегда) не обладают особым налоговым статусом. Стив Тиш, владелец футбольного клуба «Нью-Йорк джайентс» и кинопродюсер, устроил подобный музейчик буквально на заднем дворе своего дома в живописном лос-анджелесском районе Бенедикт-Каньон. Его коллекция включает, в числе прочего, работы Герхарда Рихтера и Эда Рушея.
Еще один серьезный повод учредить собственный музей – это избирательность публичных музеев, готовых принять от дарителя далеко не каждый дар. Зачастую это даже не вопрос художественного качества или подлинности: потенциальный экспонат должен стать удачным дополнением к существующей музейной коллекции. Многие художественные музеи не принимают радикальные произведения современного искусства. Так, некоторые из них отвергли знаковые работы Жана Мишеля Баския. Преимущество частного музея в том, что даритель сохраняет контроль над своей коллекцией и имеет возможность выставлять ее хоть полностью. Кроме того, за ним остается последнее слово в вопросе размещения экспонатов в музейном пространстве; он решает, что добавить, а что убрать.
Хитроумная идея вложить сэкономленные благодаря налоговым льготам деньги в репутацию своих любимых мастеров прошедших эпох, осенившая некоторых преуспевающих владельцев частных музеев, также не слишком импонирует общественности. Знаменитый пример – новоявленная шумиха вокруг Густава Климта, числившегося одним из многих австрийских художников-символистов до тех пор, пока в 2006-м Рон Лаудер не выложил за портрет Адель Блох-Бауэр 1907 года рекордные на тот момент 135 миллионов долларов – «Наша Мона Лиза» для принадлежащей ему Новой галереи немецкого и австрийского искусства на Манхэттене.
Озабоченность подобным влиянием на общественные вкусы вызывает недоумение. Частные музеи – лишь малая часть гораздо более крупного феномена – грандиозных и могущественных американских общественных и благотворительных организаций. Ежегодно они получают от жертвователей около 740 миллиардов долларов и распределяют 70 миллиардов. Эти организации предоставляют состоятельным филантропам шанс вложить те деньги, которые они сэкономили благодаря лояльности налоговой политики, в возможность изменить жизнь общества в США и за рубежом так, как они считают нужным.
Совокупный бюджет Фонда Гейтса составляет 40 миллиардов долларов. За восемь лет фонд потратил миллиард, спонсируя замену обычных государственных школ на территории двенадцати штатов чартерными. В то же время 2 миллиарда долларов были потрачены на то, чтобы крупные государственные школы сорока пяти штатов были преобразованы в маленькие. Целью обеих инициатив была попытка повысить эффективность преподавания и получения знаний. По словам Дианы Равич, в прошлом помощника министра образования США, фонд добровольно взял на себя обязанность курировать американские школы. Но на этот раз критика, раздававшаяся в адрес инициативы Фонда Гейтса, не нашла ни малейшей поддержки – возможно, потому, что американцы были рады любым изменениям в этой структуре, закостеневшей в давно утративших актуальность принципах. Похоже, проблема экспонирования частных коллекций без должного кураторского сопровождения волнует американцев куда сильней: когда речь заходит об этом, они не упускают возможности примкнуть к дискуссии.
О существовании одного грандиозного частного музея знают лишь немногие. При этом его коллекция почти несомненно является лучшей из собранных в XX веке коллекций западного искусства за пределами США и Европы. Она насчитывает полторы тысячи произведений, среди которых работы Пикассо, Моне, Ван Гога, Ротко, Фрэнка Стелла, Василия Кандинского, Мазервелла. А также двенадцать работ Джаспера Джонса, пятнадцать – Уорхола и едва ли не лучшая картина Джексона Поллока «Роспись на индийском красном фоне» (1950) в придачу.
К этому музею нет никаких претензий по поводу уклонения от уплаты налогов, у его сотрудников не бывает проблем с основателем, чрезмерно вникающим в текущие дела, или сложностей с формированием плана будущих приобретений. Ни один известный архитектор не проектирует для него ошеломительного нового здания. Ни один благотворитель не участвовал в формировании его коллекции.
Музей занимает довольно невзрачное здание в центре Тегерана. И хотя надпись на фарси на его фасаде гласит: «Тегеранский музей современного искусства», большинство экспонатов из его коллекции таковым уже не являются. Музей был основан в середине 1970-х императрицей Фарах Пехлеви – третьей женой шаха Мохаммеда Реза Пехлеви, ее кузеном, автором проекта здания музея Камраном Диба и кураторами Фереште Дафтари и Донной Стейн.
Эндрю Скотт Купер, автор биографии шаха Пехлеви, называет его супругу «самой утонченной и образованной представительницей монархии в XX веке». Десять лет ее деятельности были посвящены методичной работе, целью которой было сделать Тегеран одним из мировых центров художественной и культурной жизни. Стоимость собранной ею коллекции едва ли поддается точной оценке: многие работы были приобретены у американских и французских дилеров путем приватных сделок, многие входили прежде в собрания, выкупленные у частных коллекционеров целиком. Истраченная сумма наверняка превысила 100 миллионов долларов, в пересчете на современные деньги – более 2 миллиардов долларов.
Музей был открыт для публики – по крайней мере, для живущих в Тегеране иностранцев – в 1978 году. А в 1979-м с началом революции, установившей в Иране новую Исламскую Республику, императрица Фарах с супругом бежали из страны. Коллекция осталась в здании музея, но в течение двадцати лет она была скрыта от публики – лишь изредка в рамках политических мероприятий на экспозицию допускались особые гости. Императрице Фарах сейчас под восемьдесят, она живет попеременно в Париже и Вашингтоне.
В 1999 году музей был открыт для широкой публики, в его залах – работы импрессионистов, поп-арт… и ни одного произведения с изображением обнаженного тела или намеком на гомосексуальные отношения. Так, грандиозный триптих Фрэнсиса Бэкона «Две фигуры, лежащие на постели, со свидетелями» (1968) хоть и не представлен на экспозиции – он находится в запасниках музея, – но иностранный посетитель не мусульманского вероисповедания по запросу может получить к нему доступ. Посещение самого музея стоит, в пересчете, меньше одного доллара США. В 2017 году часть коллекции – «Две фигуры» Бэкона в нее не входят – планируется отправить на выездную выставку в Берлинскую картинную галерею и в Национальный музей искусств XXI века в Риме.
