В ноябре 2010 года картина «Мужчины в ее жизни» была продана на аукционе «Филлипс» в Нью-Йорке за 63,4 миллиона долларов – на тот момент это была вторая по величине цена, когда-либо заплаченная на аукционе за работу Уорхола. Запутанная история взаимоотношений Тейлор, Фишера и Рейнольдс в свое время широко освещалась в прессе, и именно благодаря ей работа Уорхола обрела громкую известность. Однако насколько эта история знакома и близка жителям Катара – и если да, то многим ли, – большой вопрос. Среди прочих это недавнее приобретение музеев Катара представляется наиболее сомнительным.
Еще несколько любопытных примеров закупок Катара. В 2009 году на аукционе «Кристис» в Лондоне музеи Катара заплатили 540 тысяч фунтов стерлингов (890 тысяч долларов) за картину Уильяма Хоара «Портрет Аюба Сулеймана Диалло» (1733). Этот портрет – первое из известных изображений чернокожего африканского раба-мусульманина, созданных в Англии.
Правительство Великобритании отклонило поданную Катаром заявку на экспортную лицензию. Вероятно, в надежде на то, что Национальная портретная галерея изыщет средства на приобретение портрета, и он останется в Англии. Согласно обычной практике, получив отказ на предоставление экспортной лицензии, покупатель произведения искусства подчиняется решению государственных органов и дает возможность британским музеям перекупить работу. В этом случае Управление по делам музеев Катара просто отозвало поданную заявку. Это означало, что по прошествии года после первой попытки заявка снова должна быть рассмотрена. Было достигнуто соглашение, что картина отправится в продолжительный выставочный тур по английским музеям, а затем на пять лет будет предоставлена для экспонирования в Национальную портретную галерею. Подразумевалось, что в обмен Национальная галерея не будет препятствовать музеям Катара в получении экспортной лицензии после того, как все договоренности будут выполнены.
Комментаторы выражают обеспокоенность, что принадлежность сокровищ культуры тому или иному владельцу определяется главным образом таким непредсказуемым и нестабильным фактором, как международное распределение богатств. Возможно, так оно и есть, но это не что иное, как главный принцип функционирования арт-мира. Влиятельность на национальном или международном уровне определяет возможность и готовность участвовать в торгах, повышая ставку до тех пор, пока не остается конкурентов.
Шейха Аль-Маясса – четырнадцатый ребенок шейха Хамада бин Халифа Аль Тани. В 2005 году она окончила бакалавриат Университета Дьюка по специальностям политология и литература. В рамках обучения она прослушала семестр в Сорбонне. Так же как и ее супруг шейх Джассим бин Абдула Азиз Аль Тани, прежде чем вернуться в Катар, шейха Аль-Маясса окончила аспирантуру Колумбийского университета. И хотя шейха никогда не изучала историю искусств в учебных заведениях, все, кто знаком с ней лично, признают, что благодаря самообразованию она прекрасно ориентируется в этой области.
В 2012 году в интервью New York Times шейха выразила надежду, что новая музейная политика Катара поможет изменить как сложившийся на Западе образ мусульманского общества, так и восприятие западного мира ее соотечественниками. Шейха надеется, по ее собственным словам, «подтолкнуть» наиболее консервативные элементы катарского общества к современной художественной жизни. «Это замечательный повод чествовать западное искусство в нашей части мира. Мы должны принимать, отдавать должное и, да, учиться у других культур».
Смелость, которую демонстрируют музеи Катара, подчас может показаться неожиданной представителям западного мира, учитывая стереотипные представления о мусульманском Востоке. В 2013 году в честь открытия нового медицинского учреждения в Дохе шейха устроила выставку, названную «Чудесное путешествие». Перед Центром здоровья матери и ребенка разместились четырнадцать бронзовых скульптур работы Дэмиена Хёрста, представляющие развитие эмбриона человека от оплодотворения яйцеклетки до рождения. Последняя скульптура – это анатомически корректное изображение готового к появлению на свет младенца мужского пола.
Можно предположить, что изображение обнаженного женского тела – абсолютное табу для искусства на Ближнем Востоке. Однако, по словам шейхи, для художников, выставляющихся в Дохе, нет никаких ограничений – в том числе и запрета на демонстрацию произведений с обнаженной натурой. Однако как минимум однажды ей пришлось отступить от этого правила. После того как руководство музеев Катара отказалось организовывать выставку древнегреческих скульптур обнаженных богов и героев, экспонаты, уже доставленные в Катар, были возвращены в Афины. Жан-Поль Инглен выразил возмущение этой историей: «Это иная культура, ориентированная на семейные ценности; неверно действовать силой: лучше привлекать людей на свою сторону, чем отталкивать их».
Соперники шейхи в гонке за громкими приобретениями – два новых музея на острове Саадият в Абу-Даби: Музей Гуггенхайма Абу-Даби, здание которого спроектировал Фрэнк Гери и Лувр Абу-Даби, спроектированный «Норман Фостер и партнеры». По состоянию на 2016 год строительство Музея Гуггенхайма было заморожено на три года, однако его планируется возобновить. Причина столь напряженного соревнования между музеями в том, что каждый эмират мечтает стать обладателем единственного значимого музея – центра притяжения «большого искусства» в этой части мира.
По решению правительства в настоящий момент темпы закупок предметов искусства в Абу-Даби снижены, проводится политика «размеренных» закупок – медленных, проще говоря. Это случилось после того, как музейное руководство сочло приобретения шейха безответственными и опрометчивыми, а цены, которые он платил за произведения, – завышенными. Сейчас проводится проверка, для которой собрана комиссия из иностранных кураторов и представителей правительства Абу-Даби. Процесс проверки затянулся, и несколько дилеров уже предпочли найти другого покупателя вместо того, чтобы долгие месяцы ждать вердикта комиссии.
В Катаре, напротив, решения принимаются стремительно. Катар приобрел немало работ, которые могли бы быть предложены Абу-Даби в случае их отказа, и как минимум одну из тех, которую хотел приобрести Абу-Даби, – но сделка сорвалась. Вместо этого Абу-Даби договаривается о предоставлении произведений для долгосрочного экспонирования. Например, в 2015 году была достигнута договоренность с Британским музеем, в результате которой в Абу-Даби на пять лет отправились пятьсот его экспонатов (что взамен предложил Абу-Даби – неизвестно). Методы, которыми действует шейха, беспрецедентны. Обычно новые музеи возникают естественным образом, вырастая из фондов, художественных объединений, собраний частных коллекционеров, кураторов и коммерческих галерей. Катар действует ровно противоположным образом. Местное профессиональное сообщество составляют считаные единицы художников, опытных кураторов, арт-дилеров и коллекционеров. Поэтому музей в Катаре – «сам по себе», и достичь безоговорочного признания обществом для него оказывается непростой задачей. В 2014 году Арабский музей современного искусства посетило в среднем 1450 человек – меньше сотни человек в день. Половина от этого числа посетителей – иностранцы.
Влияние, которое покупки шейхи, несомненно, окажут в будущем на уровень цен на рынке современного искусства, не может не вызывать опасений. Когда музеи Катара и их собратья из Абу-Даби выполнят программу закупок, многие работы, которые сейчас приходят на аукционы с высокой резервной ценой – той ценой, за которую владелец готов расстаться с произведением, – могут остаться непроданными. Кроме того, шейха может изменить художественные предпочтения, или ее последователь может сосредоточиться на формировании коллекции ближневосточного искусства. Достаточно ли будет одного из этих факторов, чтобы выпустить изрядно воздуха из дутого пузыря цен на современное искусство?
