С конца 2009 года появилась надежда, что спрос на западное искусство, заметно выросший среди покупателей из России и Китая, поддержит уровень цен на арт-рынке. Ожидание далеко не беспочвенное. Около трети совокупного состояния Китая и 25 процентов совокупного состояния России в каждой из этих стран сконцентрированы в руках одного процента семей. При этом долларовых миллиардеров в Китае больше, чем в Соединенных Штатах или Западной Европе. Феномен стремительного формирования класса суперсостоятельной олигархии, сначала в России, а затем в Китае (в особенности так называемых фуэрдай – золотой молодежи, наследников сверхбогатых родителей), имел следствием появление в этих странах большого количества людей, располагающих значительными средствами, но имеющих лишь смутное представление о том, как их принято расходовать, на что тратить и куда вкладывать у представителей высших слоев общества. К счастью, многочисленные арт-консультанты изо всех сил стараются помочь им не растеряться.
Все это старая песня на новый лад. Еще в 1899 году в своей книге «Теория праздного класса» американский экономист Торстейн Веблен сформулировал идею, что обладание богатством порождает усиленное потребление. Уверенность в этом питала надежды дилеров, что со временем интерес вновь возникших «праздных классов» России и Китая к западному искусству будет лишь возрастать.
Но, как оказалось, этим надеждам не суждено было сбыться. После того как китайский лидер Си Цзиньпин развернул антикоррупционную кампанию с применением суровых мер против демонстративных проявлений сверхбогатства, до того быстро развивавшийся китайский рынок дорогого западного искусства сократился на треть в 2014 году и еще на треть в 2015-м (в 2016-м, правда, снова немного подрос). Российский спрос на западное искусство снизился вдвое после того, как президент Владимир Путин подписал указ о сокращении внешних инвестиций в пользу внутренних, и – позже – в связи с падением рубля. Вследствие этих мер миллиардеры обеих стран, по примеру нуворишей из арабских стран, Индии и Африки, теперь предпочитают инвестировать средства (и переселять свои семьи) в элитную западную недвижимость, принадлежащую офшорным компаниям.
Возникает вопрос: почему же прогнозы не принимают в расчет неминуемость колебаний уровня цен на арт-рынке? Частично это может быть связано со сформулированным специалистами по поведенческой экономике принципом присущей человеку подспудной уверенности в том, что ближайшее будущее окажется таким же, как недавнее прошлое, что заставляет нас принимать неверные решения, в которых оказываются неучтенными возможные резкие, а не постепенные изменения существующей ситуации. И поскольку проанализировать и предусмотреть возможные последствия экономических и политических происшествий, о которых мы читаем в газетах, слишком сложно, обычно мы предпочитаем просто игнорировать их. Подобных очевидно значимых событий в последнее время произошло немало: достаточно вспомнить падение цен на нефть, начавшееся в 2014 году, кризис перепроизводства, крах российского рубля, экономический спад в Китае и Бразилии и последовавший спад на арт-рынках этих стран, шестисторонняя война на Ближнем Востоке, террористические атаки во Франции, в Бельгии и США, волатильность валют, спровоцированная конкурентной девальвацией. Абсолютное большинство аукционных специалистов и дилеров проигнорировали эти события и предложили единый прогноз для всех арт-рынков. Этот единый прогноз – результат их желания верить в то, что ближайшее будущее окажется таким же, как недавнее прошлое. А если какие-то изменения и произойдут, то только постепенные, и времени подстроиться под них будет с избытком.
Применительно к искусству и прочим популярным направлениям инвестиций это означает, что мы активно покупаем, когда рынок оказывается на подъеме, и бросаемся лихорадочно продавать, когда рынок падает, – хотя, по логике, стоило бы действовать ровно наоборот. Согласно исследованиям, инвесторы в четыре раза чаще продают активы, стоимость которых выросла на 60 процентов, чем те, стоимость которых осталась неизменной. У меня нет ни малейших сомнений, что это не менее верно в отношении произведений искусства, приобретенных с целью дальнейшей перепродажи.
Судя по всему, кое-кто из причастных миру искусства считает само собой разумеющимся, что там, где дело касается спроса на искусство, деловые циклы не играют никакой роли. Крестный отец этой идеи бывший сотрудник «Сотбис» Тобиас Мейер. В 2006 году он высказал мнение, что впервые с 1914-го рынок искусства не подвержен влиянию деловых циклов. Главный аргумент Мейера – любое падение спроса в США будет компенсировано растущим спросом со стороны новых коллекционеров из России, Азии, Латинской Америки и с Ближнего Востока. Мейер совершил вполне очевидную ошибку, уравняв те 5 процентов всемирного арт-рынка, которые работают на международном уровне, с остальными 95 процентами, которые остаются по преимуществу ориентированными на национальное искусство: бразильцы предпочитают покупать бразильское искусство, немцы – немецкое… Это не учитывающее частностей утверждение создало повод для нарастания очередного наполненного воздухом спекуляционного пузыря, и он не замедлил этим воспользоваться.
Во второй половине 2008 года уровень цен на аукционах современного искусства в США, Гонконге, Пекине и Москве начал снижаться. Миллиардеров, как и предполагал Мейер, рецессия в целом не коснулась. Те, кто продолжил покупать искусство, получили внушительные скидки.
Бретт Горви, в то время председатель «Кристис», предложил свою версию высказанной Тобиасом Мейером идеи: «Миллиардеры являются на свет быстрее, чем новые произведения искусства». Однако его предположение, что западное искусство будет всегда востребовано у новых миллиардеров, в какой бы стране они не жили, также может оказаться ошибочным, поскольку подразумевает, что спрос на искусство в будущем окажется принципиально отличным от того, что существовал в прошлом, – не подверженным обычным для этой сферы циклическим процессам. Не потребуется даже значительных изменений вкуса или потери уверенности в завтрашнем дне, чтобы названное «Кристис» количество миллионеров, готовых торговаться за самое дорогое в мире искусство, – количество, примерно равное 150, самым драматическим образом стало уменьшаться.
Иррациональное процветание фондового рынка накануне краха 1987-го, рынка недвижимости накануне 2008-го, а также верхнего сегмента рынка современного искусства накануне 2016-го отражает еще один феномен поведенческой экономики – назовем его импульсным эффектом. Особые гости, приглашенные на званый завтрак или обед в аукционном доме, или на прием к дилеру, или на обед в частный клуб, невольно вдыхают аромат потенциальной обильной прибыли, которым щедро пропитана атмосфера на подобных мероприятиях. Гости выражают согласие, одурманенные захватывающими посулами арт-рынка (или какой-нибудь звезды художественного небосклона). Не правда ли, глупо оставаться в стороне от происходящего на рынке, когда у всех остальных дела идут так хорошо? Обязательно нужно что-нибудь купить. А когда вы, в свою очередь, будете подсчитывать быстрый доход, который принесет ваша покупка, вашему примеру не замедлят последовать другие.
Иррациональное изобилие и рост арт-рынка питаются усилиями аукционных домов – подобными деятельности Тобиаса Мейера, например, направленной на создание видимости бурного подъема. До аукциона резервные цены подкрепляются гарантиями или безотзывными ставками. Такие художники, как Джефф Кунс, активно задействуются в рекламе торгов. Низкие открывающие ставки, так называемые «ставки от люстры», которые аукционер называет на свое усмотрение вне зависимости от того, назвал ли эту ставку кто-то из участников, способствуют нарастанию азарта с первых минут аукциона, а затем, когда сражаться за лот остаются всего несколько самых стойких соперников, аукционист искусно нагнетает напряжение между ними. Вспомните торги за оранжевую «Собаку из воздушных шаров»: «Не дайте ему ею завладеть». Мой любимый пример не самой тонкой, но действенной манипуляции на аукционе – история, рассказанная Эми Каппеллаццо. Будучи сотрудником «Кристис», она решила надавить на клиентов, которые называли ставки по телефону. «Я сказала им: „Послушайте, все это выглядит так, как если бы вы увидели в баре самую прекрасную женщину на земле и не попытались угостить ее коктейлем. Нерешительность неудачника!“» Я бы после такого не замедлил повысить ставку.
