Весть о поражении хамданитов и часамитов, воинов отважных, потрясла курайшитов. ‘Абд ал-Мутталиб, дед будущего Пророка Мухаммада, хранитель ключей от Ка’абы, срочно созвал совет старейшин Мекки, у стен древней Ка’абы. Пригласил на него и шейхов племен, союзных мекканцам. После долгих и горячих обсуждений решено было «отрядить к Абрахе гонца» с предложением «выкупить мир и Ка’абу» за «одну треть богатств Хиджаза», что означало тогда – домашнего скота жителей этого края.
Абраха на решении своем «повергнуть Ка’абу» стоял твердо, и предложение курайшитов о выкупе не принял. Воины Абрахи придерживались того же мнения. Требовали отмщения за осквернение Святого Креста, и о никаком выкупе даже слышать не хотели.
Побывал в стане абиссинцев и сам ‘Абд ал-Мутталиб. В сказаниях арабов Аравии он предстает мужчиной «заметным», «лицом и статью красивым», «человеком мудрым и обходительным». Представившись, кто он и зачем пожаловал, был допущен к Абрахе. Когда пересек порог шатра, вошел внутрь и поклонился, то Абраха, сойдя с трона и усевшись на разостланный у трона ковер, пригласил присесть на него и своего высокого гостя.
Во время состоявшейся беседы ‘Абд ал-Мутталиб просил Абра-ху лишь об одном – вернуть ему 200 его верблюдов и освободить захваченных вместе с ними погонщиков. Ни о Мекке, ни о Ка’абе не обмолвился ни словом, чему Абраха немало удивился. Явился я, чтобы разрушить святилище в Мекке, сказал он, куда приходят поклоняться все племена Аравии. Ты же ведешь речь о верблюдах и погонщиках. И это в то время, когда могучая армия абиссинцев стоит неподалеку от стен твоего города. На что ‘Абд ал-Мутталиб спокойно ответил, что он – всего лишь владелец верблюдов. И хотел бы возвратить отобранное у него имущество, и, конечно же, освободить из плена ни в чем неповинных погонщиков, глав своих семейств и отцов своих детей. Ка’абу же охраняет ее святость, заявил он. И она защитит, если потребуется, и саму Ка’абу, и хранителя ключей от нее.
Абраха, будучи впечатленным смелостью ‘Абд ал-Мутталиба, силой духа этого человека и глубиной веры в могущество Священной Ка’абы, все, что он просил, исполнил; и отпустил его с миром. Посоветовал, однако, чтобы по возвращении домой он все же еще раз переговорил со старейшинами насчет того, чтобы мекканцы сдали город без боя.
Обо всем увиденном и услышанном им в «стане абиссинцев», в том числе и о «чудищах огромных с клыками, идущих с Абрахой на Мекку», то есть о слонах, ‘Абд ал-Мутталиб обстоятельно поведал горожанам, собравшимся по его призыву у Ка’абы. Выслушав рассказ ‘Абд ал-Мутталиба о «движущейся на город вражеской силе несметной», говорится в сказаниях арабов Аравии, мекканцы решили устроить Абрахе западню – в ущелье, на горной дороге у Мекки. Когда вошел в него Абраха с войском своим, то угодил в засаду. Отвесные склоны ущелья, где на абессинцев и напали мекканцы, хорошо скрывали прятавшихся в скалах лучников. Град стрел и камней, обрушившихся на воинов и слонов Абрахи, был для них как гром среди ясного неба. Слоны, обезумевшие от боли и страха, метались по узкому ущелью, давили и топтали, всех и вся, – и коней, и верблюдов, и воинов. И опрокинули арабы войско Абрахи. Погибло много абиссинцев. Лежали они поверженными, «подобно ниве скошенной». Количество убитых и раненых, а также больных воинов, подхвативших лихорадку по пути в Мекку, не оставляло ни малейшей надежды на возможность реванша. Осознав, что он побежден, Абраха отступил, и бесславно удалился из земель Священной Мекки. Год, когда это случилось (570), вошел в сказания и предания арабов Аравии как Год слона, а сам Абраха – как Человек слона.
Со временем сражение это обросло множеством легенд. Одна из них гласит, что спасти Высокочтимую Мекку, родной город Мухаммада, Посланника Аллаха, помогли птички абабиль, «мстители Господа», стаями налетевшие на воинов Абрахи. Камни, что они несли в своих клювах и лапках, и роняли на абиссинцев, а также «перья их острые, как стрелы», что сбрасывали они на них, и повергли, дескать, «пришельцев незваных», и «обратили их вспять». В ущелье, где Абраха со своим войском попал в засаду, действительно, гнездилось много птиц. И когда там развернулось сражение, то тучи их, покинув гнезда, буквально закрыли собой солнце. Стаи этих птиц и град камней, валившихся на головы воинов Абрахи со склонов ущелья, и породили легенду о «крылатых спасителях Мекки».
В другом сказании приветствуется о том, что когда Абраха стоял станом неподалеку от Мекки, то обрушился вдруг на войско его «град там дотоле невиданный», да такой крупный, что воины Абрахи «страдали от него как от камней, пущенных в них из пращей вражеских». «Чудище же абиссинское», белый боевой слон Абрахи, на котором он торжественно выехал из Сана’а’, «никак не хотел двигаться вперед, в направлении Мекки, как его к тому не принуждали». Прорицательница, сопровождавшая Абраху в походе, «усмотрела в этом дурное предзнаменование» (48). Действительно, удача отвернулась от Абрахи; и произошло это буквально на пороге Мекки.
Упоминают предания и о том, что так же, как слон, вел себя и Махмуд, верблюд Абрахи. «Как только его поворачивали в сторону Мекки, он тут же опускался на колени, и не сходил с места». Если же разворачивали в любую другую сторону, то сразу исполнял, что приказавыли, давая знать, тем самым, что нашествие на Мекку ничего хорошего Абрахе не сулит.
«Нечестивец Абраха, покусившийся на Достопочтимую Мекку», возвратился в Сана’а’, «битым и опозоренным». Ка’абу, как страстно желал того, «не пленил». Большую часть войска потерял. Помимо мук душевных, его «терзали и рвали на части» боли физические. Пораженный болезнью неизлечимой, он вскоре скончался. Тело этого человека, «пошедшего с мечом на Мекку», разлагалось так быстро, пишет знаток арабской древности Хишам ал-Калби (ум. 820), что «сгнивавшие части отваливались прямо кусками». Когда те из воинов Абрахи, кто выжил в этой кампании, входили в Сана’а’, то сам он, по свидетельствам очевидцев, неспособный уже передвигаться и уложенный на носилки, походил на «общипанного ципленка».
Рассказывая о походе Абрахи на Мекку ал-Калби сообщает следующее. И поставил Абраха ал-Ашрам храм в г. Сана’а’, кафедральный собор Ал-Калис, из «мрамора и прекрасного позолоченного дерева», и известил царя Абиссинии: «Возвел я для тебя церковь, подобной которой никто никогда не строил. И не оставлю я арабов [в покое], пока не отвращу их паломничество от святилища, к которому они его совершают». Прослышал об этом храме, продолжает ал-Калби, и «один из тех, чьей властью переносятся священные месяцы». И послал двух сородичей своих в Йемен. Велел им отправиться в храм и «испражниться там», что один из них и сделал. Когда узнал об этом Абраха, то страшно разгневался, и поинтересовался: «Кто осмелился на это?». Ему ответили: «Кто-то из тех, кто поклоняется Ка’абе». И тогда выступил он в поход на Мекку, «со слонами и эфиопами». «И случилось с ним то, что случилось» (49).
Заметками о поездке Владимира Адольфовича Шнейдерова и оператора Ильи Моисеевича Толчана в Йеменское Королевство поделился в своих воспоминаниях ««Счастливая Аравия глазами советского полпреда» и Карим Хакимов (50). Столицу Сана’а’ он описывает как город «с узенькими, как щель, улицами», с «шумным и пестрым базаром». Упоминает о плантациях кофе и ката в горах. Лучшими сортами кофе называет «мтари» и «хайми», получившими свои названия от имен племен. Ежегодный сбор кофе в Йеменском Королевстве во время его службы там, уточняет К. Хакимов, составлял шесть тысяч тонн. В горах, помимо кофе, выращивали дурру (африканское зерно) и кат, «растение, величиной с куст сирени», лепестки которого содержат алколоиды и «действуют на организм человека, как кокаин и морфий». Не осталась незамеченной у К. Хакимова и привязанность йеменцев к табаку. Женская часть населения, по его словам, «в этом отношении» нисколько не отставала от мужской; что курили там, клали под язык какой-то нюхательный табак и жевали кат в его время даже 5-6-летние девчонки. И наблюдалось это повсеместно. Особенно запомнились сценки торговли ката и табаком, которые он наблюдал во время путешествия с советскими документалистами из Ходейды в г. Сана’а’, на рынке в местечке Сук-эль-Хамис, что неподалеку от г. Сана’а’, где каждый четверг устраивали ярмарки (йавм-ал-хамис в переводе с арабского языка значит четверг) (51).
