Племя бану сухар заселило теперешнюю оманскую Эль-Батину. И хотя само оно не сохранилось, но вот поселение, заложенное ими и названное Сухаром, разрослось и превратилось в крупный торговый порт, существующий и поныне.
Племя бану самуд, о котором писали в своих работах древнегреческий историк Диодор Сицилийский (90–30 до н. э.) и античный географ и историк Страбон (63 до н. э. – 23 н. э.), дожило в Омане до времен Иисуса Христа, ассимилировалось с другими племенами, и как самостоятельное племя больше не упоминалось.
Братья Тасм и Джадис отодвинулись со своими семьями из Йемена в Оман и расселились в местностях, известных сегодня как Эль-Джауф и Таввам, дав новым местам оседлости имена их родных земель в Йемене. Со временем «потомства их великие» сложились в племена тасм и джадис, но и они не сохранились (25).
Когда «первичных арабов» не стало, говорится в преданиях оманцев, то историю Южной Аравии продолжили писать «арабы вторичные». Эту группу древних народов «Острова арабов», оставивших свой след и в землях нынешнего Омана, составили, со слов арабского историка Ибн Халдуна (1332–1406), племена, ведущие свою родословную от Кахтана (библейского Иоктана), потомка Сима (в четвертом поколении), сына Ноя. Тринадцать сыновей Кахтана дали начало группе южноаравийских племен, йеменитов-кахтанитов, известных под именем мут’ариба («арабов чистых» или «арабов вторичных»). Они заселили земли Южной Аравии.
‘Аднаниты, потомки ‘Аднана, брата Кахтана, и джурхумиты, потомки Джурхума, сына Кахтана, перебравшись из Йемена на север Аравии, смешались там впоследствии с исма’илитами, потомками 12 сыновей Исма’ила, сына Ибрахима (Авраама) от египтянки-наложницы Хаджар (библейской Агари). Они осели в северной части полуострова, и вошли в историю племен Аравии как «арабы третичные» (муст’ариба). К роду джурхумитов принадлежала, к слову, вторая жена Исма’ила, мать его 12 сыновей.
Заселение Омана с юга осуществлялось племенами кахтанитов, то есть «арабами вторичными» (бану ‘азд, бану тамим и бану кинда), а с севера – ‘аднанитами, «арабами третичными». Племена йеменитов-кахтанитов, отодвинувшиеся из Йемена и поселившиеся в Омане, образовали крупную конфедерацию племен, известную сегодня в Юго-Восточной Аравии как йамани или хинави. Племена «арабов третичных», пришедших в Оман из Верхней Аравии, объединились в конфедерацию племен бану гафир и бану низар (аравийцы именуют их гафиритами и низаритами). Среди племен ‘ад-нанитов отодвинувшихся в Оман, арабские историки упоминают бану сафир, бану сахбан, бану батл, ал-‘араба, ал-саид, ал-рашид, бану ахзам, ал-вахиб, ал-маин, ал-самит, бану хадийа и бану ашраф.
Издревле, как сообщают ал-Хамдани и Шамсуддин ал-Му-каддаси, Абу-л-Фида’ и Мухаммад ал-Идриси, оманцы делили свои земли на восемь провинций: Аш-Шамал (нынешние ОАЭ), Эль-Батина, Аз-Захира, собственно Оман, Аш-Шаркийа, Эль-Джабилийа, Эль-Гарбийа, Джафур (пустыня) и Дофар.
Столица Омана на протяжении его многовековой и богатой истории располагалась и в землях Внутреннего Омана (Низва), и в его прибрежной части (Сухар, Рустак и Маскат).
У Омана – два эксклава. Один из них – на севере полуострова Мусандам (Ра’с-эль-Джибаль), который вдается в Ормузский пролив; его отделяют от Омана территории эмиратов Ра’с-эль-Хайма и Фуджайра, входящих в состав ОАЭ. Другой эксклав (Мадха) лежит на пути из Фуджайры в Хор Факкан. Оба эти эксклава – наглядное свидететельство некогда обширных владений Омана в Юго-Восточной Аравии.
Границы со своими соседями Оман установил не так давно: с Саудовской Аравией в 1990 г., с Йеменом в 1992 г. и с ОАЭ в 1999 г.
Население Омана делится и сегодня на оседлое (ал-хадр) и кочевое (ал-бадави), то есть на горожан и жителей постоянных мест проживания у источнив воды, и бедуинов.
88,7 % населения Омана – мусульмане; 5,3 % – приходится на приверженцев индуизма; 4,3 % составляют христиане и 1,7 % – буддисты.
В Омане насчитывается более 200 крупных племен, представленных двумя межплеменными конфедерациями – хинави и гафири. Ядром конфедерации хинави (йеменитов– хинавитов) выступает племя бану хина, потомки йеменских ‘аздов, во главе с родом Хальфа ал-Кусайра, а ядром конфедерации гафири – племя бану га-фир (пришло в Оман из Неджда).
Во времена Российской империи повышенное внимание в ее деятельности на Аравийском полуострове и в зоне Персидского залива отводилось Хиджазу, Кувейту и Оману. В документах Министерства иностранных дел, касавшихся конкретно Омана, отмечалось, что порт Маскат, как «передовой и важнейший пункт Оманского залива», «обладал прекрасной якорной стоянкой»; и служил в те времена «одним из главных сборных мест мореплавателей всего Индийского океана». Указывалось, что, будучи «крупным торговым центром, город Маскат притягивал к себе население многочисленных оазисов юго-восточной оконечности полуострова». «Со стороны моря» находился в динамичных торговых сношениях не только с обоими побережьями Персидского залива, с Индией и Белуджистаном, с Аденом, Джиддой и другими портами Красного моря, но и с более отдаленными от него приморскими городами Египта, Восточного побережья Африки, Западной Европы, Америки и Юго-Восточной Азии. «Со стороны суши» поддерживал «оживленное общение» с племенами Центральной и Северной Аравии, земли которых были связаны с Маскатом многовековыми караванными путями. В силу всего сказанного выше, подчеркивалось в информационно-справочных документах российского внешнеполитического ведомства, Маскат являлся заслуживавшим внимания местом для учреждения там «русского консульского поста». Высказывалось мнение, что российское консульство в Маскате могло бы стать «отличнейшим пунктом для наблюдения за текущими событиями» как в Южной Аравии, так и в зоне Персидского залива, притом «как в смысле политическом, так и в отношении торговом» (26).
Пристальное внимание дипломатии Российской империи к Маскату объяснялось еще и тем, что «с открытием русской торговой навигации в Персидский залив» Маскат становился «неизбежным этапным пунктом» для русских торговых судов и предпринимателей. В этом порту, как говорилось в документах МИД Российской империи, они крайне нуждались в «помощи и содействии отечественной власти», но получить ее «за отсутствием в Маскате штатного консульства» не могли.
Представлял интерес Маскат и для кораблей Военно-морского флота Российской империи – как место для пополнения запасов угля по пути следования в Персидский залив и на Дальний Восток. «Командиры наших военных судов, – писал министр иностранных дел России граф Владимир Николаевич Ламздорф (1844–1907) в депеше Ивану Алексеевичу Зиновьеву, послу в Константинополе (21.01.1904), – неоднократно указывали на Маскат, как на пункт во всех отношениях наиболее удобный», по сравнению с другими портами района Персидского залива, «для устройства там угольного склада». Потребность в угле испытывали все направлявшиеся в Персидский залив русские суда, как военные, так и торговые.
