Русское дипломатическое представительство, учрежденное в Маскате, как считали в МИД Российской империи, «правильно осведомленное на месте о событиях в том крае», могло бы своевременно и точно информировать российское правительство о деятельности там иностранных держав и «служить проводником интересов России на всем Юго-Восточном побережье Аравийского полуострова» (27).
Ознакомление с копиями архивных документов МИД Франции, хранящимися в отделе исторических документов Культурного фонда Абу-Даби (ОАЭ), показывает, что впервые вопрос о возможности дипломатического присутствия России в Маскате зондировался Санкт-Петербургом в 1901 году. Пионером российской политической разведки в Омане, если так можно сказать, был, похоже, В. Леонтьев, брат представителя России в Абиссинии, посещавший Маскат в марте 1901 года. Тамошний французский консул доносил в Париж, что В. Леонтьев «проявлял повышенный интерес к персоне султана». Старался понять, «насколько реальны возможности России в плане установления с ним политического диалога». Неоднократно встречался и подолгу разговаривал с ним, «с глазу на глаз» (интересное замечание, указывающее на то, что В. Леонтьев, судя по всему, знал арабский язык). При прощании с владыкой Омана В. Леонтьев подарил ему «богатый револьвер» – в знак благодарности за оказанное гостеприимство (28).
Политико-дипломатические и торговые акции Санкт-Петербурга в зоне Персидского залива, предпринимавшиеся в рамках новой политики Российской империи в этом районе мира, «политики дела», сообщали российские дипломаты, «являлись предметом пристального внимания Лондона, Калькутты и Бомбея» (29). Англичане, «создав себе прочное положение на побережье Аравийского полуострова, довольно ревниво оберегали шейхов арабских племен от возможности воздействия на них других держав». Особенно пугали их акции военной дипломатии Российской империи и деятельность ее купцов. Английские негоцианты, как докладывали российские дипломаты, делали все, что от них зависело, чтобы «помешать успеху наших коммерческих предприятий» (30). Действуя через своих торговых агентов в землях этого края, они проводили «соответствующую обработку шейхов племен» и местных торговцев, всячески настраивая их против наших купцов.
Английская дипломатия характеризовала деятельность Российской империи в Аравии и в зоне Персидского залива, «возросшую там активность русских», как «однозначно угрожавшую британским интересам». По мнению английских дипломатов, самыми болезненными для Британской империи акциями русских, крайне негативно сказавшимися на ее престиже, стали:
– демонстрация Андреевского флага кораблями Военно-морского флота России, посещавшими Персидский залив с миссиями военной дипломатии в 1900–1903 гг.;
– открытие в 1903 г. субсидированной российским правительством пароходной линии «Одесса – порты Персидского залива», что заметно содействовало продвижению коммерческих интересов России в Прибрежной Аравии и в зоне Персидского залива.
Маскат с миссиями военной дипломатии посетили крейсер «Варяг» (1901), крейсер 1-го ранга «Аскольд» (1902) и бронепалубный крейсер 2-го ранга «Боярин» (1903 г., совместно с французским крейсером 3-го ранга «Инферне»).
Миссия военной дипломатии «Асколда», к примеру, внесла, как информировали Санкт-Петербург российские дипломаты, существенную лепту в дело упрочения в зоне Персидского залива «имиджа Государства Российского как державы-друга арабов Аравии». Местные жители принимали «Аскольд» тепло и радушно. Но вот «просвещенные мореплаватели», как иронично отзывались об англичанах русские консулы, реагировали на него нервно, «видя Андреевский флаг там, где его, по их разумению, быть не должно было».
Заходы в Персидский залив таких кораблей, как крейсеры «Аскольд» и «Варяг», отмечал в одном из своих донесений русский консул в Бушире, являлись лучшей демонстрацией местному населению «истинного могущества географически отдаленной от них, но становившейся, мало-помалу, более известной им России» (31).
В 1929 г. имел место весьма интересный эпизод, не фигурировавший до сих пор в работах исследователей советско-оманских отношений. Связан он с произошедшим в январе 1929 г. резким обострением отношений между Оманом и Англией вследствие того, как говорится в архивных документах МИД РФ, что оманское племя бу ‘али объявило о присоединении их даиры, то есть традиционного места обитания, к Британской империи, и получило, якобы, на то согласие англичан. Как бы то ни было, но правительство оманского султана выступило с нотой протеста, и дало знать Москве (через Йемен и Хиджаз), что «рассчитывает на поддержку со стороны “Республики Белого Медведя”», то есть Советской России, наглядно продемонстрировавшей уже к тому времени поддержку Ибн Са’уду в его отношениях с Англией (32).
Упоминавшиеся в этой части исследования оманский Дофар и йеменский Хадрамаут – это край знаменитых аравийских благовоний, ладана и мирры. Благовония в Аравии – непременный атрибут гостеприимства. И сегодня, как и во времена седой старины, гостей там по-прежнему привечают (встречают и провожают) окуриванием благовониями. Воскуривая их в честь гостя у порога дома, оманцы демонстрируют тем самым, что гостю они рады. Бытует поверье, что благовонные дымы «очищают жилище человека» – изгоняют из него злых духов, пробравшихся, возможно, в него и затаившихся в одном из углов. Иными словами, создают атмосферу гостеприимства, радушного застолья, а потом и дружеской беседы за чашкой кофе. Когда же, по окончании беседы, хозяин дома подносит гостю курильницу с благовониями, то на языке протокола аравийцев это означает, что настало время прощаться. Таков обычай. Гостю, покидающему дом коренного оманца, могут еще и подушить ладони стойкими аравийскими духами – в знак установления дружбы. Гость, сказывают оманцы, должен уносить с собой не только приятные воспоминания, но и «аромат гостеприимства». Для аравийца, кем бы он ни был, маскатцем или дубайцем, действительно, важно знать, что гость уходит, «насладившись гостеприимством». «Баххар варух», гласит поговорка арабов Аравии, что значит: «Вдохни запах благовоний», а вместе с ним и «аромат гостеприимства», «и удались с миром».
В Омане и поныне верят в то, что «все дурное бежит от запаха ладана». Поэтому им окуривают ложа новобрачных, возжигают при родах и во время свадебных торжеств. Длиннополые рубахи, дишдаши, что носят аравийцы, в Омане имеют один характерный для мужской национальной одежды этой страны аксессуар – пришитый к воротнику шнурок с кисточкой на конце, которую окуривают благовониями, «гонителями дьявола». Рассказывают, что традиция эта пришла в Оман с ‘аздами, первыми переселенцами из Йемена.
«Ладан задышал», – скажет оманец, указывая взглядом (и только взглядом, заметим, никоим образом не пальцем) на исходящие из курильницы благовонные дымы, что испускают зажженные кусочки ладана, похожие на янтарь.
Со временем пески Аравии занесли богатейшие некогда города-торжища ладаном – ‘Убар и Сафару Метрополис. Располагались они у гор Кара, что в Дофаре. Из обоих мест этих ладан шел в Сирию, Египет и Палестину.
Следует, думается, упомянуть и о том, что Султанат Оман – это одна из туристических жемчужин Южной Аравии, край древних городов и множества замков, фортов и крепостей (таковых там более пятисот).
