После занятия Джидды Ибн Са’уд в письме К. Хакимову выразил благодарность правительству СССР за сохранение нейтралитета в войне (81).
Получив информацию о переходе Хиджаза в руки Ибн Са’уда, НКИД СССР отправил К. Хакимову телеграмму следующего содержания: «Если Ибн Сауд поставит вопрос о признании его де-юре, то советский представитель должен заявить, что он лично рекомендовал своему правительству признать его де-юре, и ожидает из Москвы инструкций по этому вопросу» (82).
8 января 1926 г. в Большой мечети в Мекке ‘Абд ал-‘Азиз ибн Са’уд был провозглашен королем Хиджаза, султаном Неджда и присоединенных областей (созданное им государство стало называться Королевством Хиджаз, Султанатом Неджд и присоединенных областей). Представители Хиджаза, собравшиеся в Мекке (08.01.1926), как следует из «Сводки прессы по Хиджазу» советской дипмиссии в Джидде, «объявили султана Ибн Сауда королем Хиджаза, и присягнули ему. Торжественное провозглашение Ибн Сауда королем и принятие им клятвы в верности происходило после полуденной молитвы, в Большой мечети у Каабы, в присутствии всех слоев населения и представителей Джидды и Медины» (83). Клятву в верности (после салюта в 100 выстрелов) принесли шарифы, уламы, члены шариатского суда, имамы и чтецы Корана, представители Медины, Джидды и населения Мекки, проводники паломников, хранитель ключей от Каабы и служители при Священном источнике Замзам.
«26 января 1926 г. король Ибн Сауд дал в Джидде банкет в честь дипкорпуса». С речами на нем выступили мининдел и сам Ибн Са’уд (84).
В ночь на 16 февраля 1926 г. К. Хакимов отправился в ставку ‘Абд ал-‘Азиза и вручил ему ноту от (16 февраля 1926 г. за № 22) о признании его Советским Союзом королем Хиджаза, султаном Неджда и присоединенных областей (85). Советский Союз первым из государств сделал это, что позволило К. Хакимову стать дуайеном дипломатического корпуса (1 марта 1926 г. Ибн Са’уда признали Англия и Франция, а 16 марта – Турция и Голландия; в 1928 г. – Германия; в 1929 г. – Иран и Польша).
Миссия Карима Хакимова была сопряжена с большим риском для жизни. В пустыне, через которую он, двигаясь на автомобиле, следовал из Джидды к месту расположения лагеря Ибн Са’уда, продолжались стычки между племенами. И Карим Хакимов попал под обстрел одного из дозорно-сторожевых постов. Пуля пробила мотор его «Фиата», и двигатель заглох. Карим Хакимов, выбравшись из автомобиля и укрывшись за ним, стал выжидать пока не прекратится открытый по машине оружейный огонь. Но как дать знать бедуинам, кто движется в ставку Ибн Са’уда?! И Хакимов запел «Варшавянку». Кто-то из бедуинов, не раз бывавший в Джидде и слышавший, как Хакимов, сидя по вечерам у окна пел песни, разносившиеся по тихим соседним улочкам, узнал Карим-бея, и его пропустили к Ибн Са’уду. Встреча проходила в шатре.
В ноте, врученной К. Хакимовым королю ‘Абд ал-‘Азизу ибн Са’уду, говорилось: «По поручению моего правительства честь имею уведомить Ваше Величество, что правительство Союза ССР, исходя из принципа самоопределения народов и глубоко уважая волю геджасского [хиджазского] народа, выразившуюся в избрании Вас своим королем, признает Ваше Величество королем Геджаса [Хиджаза], султаном Неджда и присоединенных областей.
В силу этого Советское Правительство считает себя в состоянии нормальных дипломатических отношений с Правительством Вашего Величества» (86).
19 февраля 1926 г. К. Хакимову доставили и вручили ответную ноту, подписанную ‘Абд ал-‘Азизом ибн Са’удом, следующего содержания: «Мы имели честь получить Вашу ноту от… 16.02.1926 г. за № 22, сообщающую о признании Правительством СССР нового положения в Геджасе [Хиджазе], заключающегося в присяге населения Геджаса Нам в качестве короля Геджаса, султана Неджда и присоединенных областей, за что Правительству Союза ССР мое Правительство выражает свою благодарность». В этой ноте Ибн Са’уд указывал на «свою полную готовность к отношениям с Правительством Союза ССР и его подданными [гражданами], какие присущи дружественным державам». Да будут отношения между обоими правительствами, писал он, основаны на уважении к независимости территории, где располагаются святыни ислама, и нормах международного права, признаваемых всеми государствами (87).
Информируя НКИД о состоявшемся обмене нотами, К. Хакимов извещал, что признание ‘Абд ал-‘Азиза Советским Союзом имело важное значение для укрепления его международного положения – побудило к тому же Англию и другие державы. Признание ‘Абд ал-‘Азиза Лондоном, отмечал К. Хакимов, «носившее довольно поспешный характер, можно рассматривать даже как вынужденное» (88).
2 апреля 1926 г. Г. В. Чичерин отправил Ибн Са’уду письмо, в котором выражалось удовлетворение по поводу оформления нотами 16 и 19 февраля 1926 г. дипломатических отношений между СССР и Хиджазом. «Мы убеждены, – отмечал наркоминдел, – что стоящие перед Вашим Величеством огромной важности задачи в области внутренней и внешней политики… будут с успехом выполнены на благо арабского народа… Дружественные же отношения, столь счастливо установившиеся между двумя странами, будут все больше укрепляться на благо арабского народа и народов Союза Советских Социалистических Республик» (89).
В ответном письме наркоминделу Ибн Са’уд «выражал удовлетворение по поводу дружеских отношений, установившихся между двумя правительствами».
10 мая 1926 г. в королевском дворце в Мекке К. Хакимов передал Ибн Са’уду памятные подарки и письмо Г. Чичерина. Королю – «большой ларец и серебряную с эмалью вазу с чашечками»; принцу Файсалу, сыну короля, – палаш; премьер-министру Хафизу Вахбе и управляющему иностранными делами ‘Абд Аллаху Дамлюджи – ларцы.
В ответном послании (май 1926 г.) Ибн Са’уд поблагодарил за направленные ему подарки, и выразил удовлетворение тем, что отношения между двумя странами развиваются «дружественным образом». Высооко отозвался он и о работе К. Хакимова. «Его тактичность и умелое обращение во всем, – говорилось в послании короля, – всемерно содействут дружеским отношениям между двумя странами» (90).
СССР, повествует в своем исследовании взаимотношений Москвы и Эр-Рияда саудовский историк Маджид ат-Турки, «стал первой внешней по отношению к региону страной, заявившей о том, что, “руководствуясь правом самоопределения народов”, она стремится к установлению нормальных дипломатических отношений с правительством короля ‘Абд ал-‘Азиза» (91). Для короля Ибн Са’уда, подчеркивает он, было «важно утвердить независимость созданного им политического образования». Установление дипломатических отношений с СССР Ибн Са’уд «рассматривал как шаг в направлении становления его образования в полноправный субъект международных отношений», стремился тем самым добиться международной политической поддержки.
Рассуждая о тех целях, что преследовала Москва, идя на признание Ибн Са’уда и оформление с ним дипломатических отношений, Ат-Турки приводит мнение на этот счет Салаха ад-Дина ал-Мух-тара, которого он называет «автором официальной национальной истории». «Видимо, – цитирует он его слова, – целью действий большевиков было стремление поднять восстание народов против франко-британского присутствия в регионе и добиться расположения арабских лидеров того времени. Король ‘Абд ал-‘Азиз являлся одним из наиболее ярких среди них» (92). Новое государство, основанное Ибн Са’удом, замечает он, представляло интерес для Москвы «еще и потому, что оно занимало особое место в исламском мире в силу того, что на его территории располагаются мусульманские святыни».
