Уполномоченный НКВТ СССР в странах Красноморского бассейна А. А. Юрьев, находившийся в это время (октябрь 1931 г.) в служебной командировке в Джидде, провел переговоры с представителями местных деловых кругов по вопросу о расширении контактов с советскими хозяйственными организациями. При деятельном участии советской дипломатической миссии удалось получить согласие Ибн Са’уда на «устройство в Джидде постоянной выставки образцов советских товаров». И такая выставка была организована. 30 октября 1931 г. Народный комиссариат внешней торговли (НКВТ) известил 1-ый Восточный отдел НКИД о том, что им «дано распоряжение “Экспортхлебу”, “Экспортлесу” и “Рыбоконсервэкспорту” об отправке с первым, отходящим в Красное море, советским параходом затребованных т. Юрьевым образцов товаров» (49).
Вторую партию «бензиновой сделки» доставили в Джидду вовремя, 26 ноября 1931 г., на пароходе «Астыр». В Джидде выгрузили 32 000 ящиков с керосином, и в Янбо (Йанбуа’) – 10 000 ящиков. «Со второй партией, – как следует из справки НКИД, – отгрузили лишних две тыс. ящиков, которые по договоренности с замистителем министра финансов саудовская сторона приняла» (50).
23 декабря 1931 г. Сергей Константинович Пастухов, заведующий 1-ым Восточным отделом НКИД, обратился к руководителю «Союзнефтеэкспорта» (т. Шинделю) с запросом насчет даты отправки третьей партии. «Ссылаясь на запрос нашего поверенного в делах в Хиджазе т. Залкинда от 30.11.1931 г., – писал он, – интересуюсь, на какую дату намечена отправка третьей партии нефтепродуктов из Батуми» (51).
К сведению читателя, доставка в те годы дипломатической почты между полпредством СССР в Джидде и НКИД осуществлялась при содействии капитанов судов «Совторгфлота». Чаще других в в архивных документах нашего внешнеполитического ведомства фигурирует «тов. Никитин, капитан парохода “Самоед”» (52).
Третью поставку нефтепродуктов «Нефтесиндикат» выполнил в срок. В связи с тяжелым финансовым состоянием королевства советское правительство не стало настаивать на немедленной оплате произведенных поставок. Было подписано соглашение о поэтапном погашении коммерческого долга в течение года (речь идет о соглашении от 25 апреля 1932 г., заключенном между «Востокгосторгом» и Министерством финансов Саудовской Аравии).
31.11.1931 г… как явствует из дневниковых записей Н. Тюрякулова, «через посредника» удалось реализовать еще и небольшую партию цемента. Все эти акции «коммерческой дипломатии», как их называет полпред, «несколько сдвинули с места наше положение в деле торговли» (53).
Представляется, что в немалой степени способствовало тому тяжелое финансовое положение королевства. Ибн Са’уд стал активно разыгрывать тогда «русскую карту» в контактах с англичанами, а также с американскими бизнесменами, начавшими проявлять интерес к «землям Ибн Са’уда» в плане проведения в его владениях геологоразведочных работ на предмет обнаружения нефти. Позволив ввозить русские товары на рынки Джидды, замечает саудовский историк Ат-Турки, король Ибн Са’уд продемонстрировал им, что у него есть альтернатива, и что давить на него в переговорах с ним не стоит (54).
С учетом позитивных подвижек в вопросе восстановления советской торговли в Хиджазе НКИД рекомендовал «Ближвостгосторгу» вести дела так, чтобы дать возможность «местному купечеству зарабатывать на наших товарах» (55). И таким путем продвигать наши коммерческие интересы не только в Хиджазе, но и в соседних с ним Эфиопии и Эритрее.
В рассматриваемый нами период времени Ибн Са’уд остро нуждался в деньгах. Тогдашнюю ситуацию в королевстве хронисты описывают как невероятно сложную. Известный арабский националист Хафиз Вахба (1891–1966), более полувека состоявший на службе у Са’удитов, вспоминал, что в период «великой депрессии» (1930–1933) внутриполитическая атмосфера в землях ‘Абд-ал-Азиза была «раскалена до предела». Страну расшатывало выступление бедуинских племен во главе с Ибн Рафадой в Хиджазе (1932), за спиной которого стояли Хашимиты в Трансиордании и египетский хедив Аббас II Хильми. Не затухали пограничные конфликты с Йеменом. Все это, вместе взятое, помноженное на безденежье, делали положение Ибн Са’уда крайне тяжелым (56).
Единственным источником его доходов оставалось паломничество к Святым местам в Мекке и Медине. Но поток паломников резко сократился (со 120 тыс. в 1929 г. до 30 тыс. в 1932 г.). Существовала реальная опасность того, говорится в информационно-справочных материалах советского полпредства в Джидде, что в ответ на «допуск советской торговли в Хиджаз» и имея в виду «выказать Ибн Са’уду свое неудовольствие» Англия могла вообще перекрыть паломничество, и тем самым нанести «уничтожающий удар» по финансовому состоянию Хиджаза (57). Достаточными возможностями для этого она располагала. Контролировала морские пути сообщения с Хиджазом, да и с Аравией в целом. Удерживала за собой монополию на морские перевозки, включая паломнические. Располагала богатым арсеналом средств паспортно-визового характера в Индии и в целом ряде стран Ближнего Востока. Содержала карантинные посты на паломнических маршрутах в бассейнах Красного моря и Персидского залива (58).
Отсюда, по-видимому, и имевшие тогда место пессимистичные прогнозы некоторых западных дипломатов относительно будущего «аравийской империи ‘Абд ал-‘Азиза». Так, американский вице-консул в Адене, внимательно наблюдавший за «политическими перипетиями в Аравии», высказывался в том плане, что «арабское государство», созданное ‘Абд ал-‘Азизом, после его ухода из жизни, скорее всего распадется. И причиной тому станут «центробежные тенденции в королевстве» и «раскольнические настроения» в некоторых областях (59). Случись Ибн Са’уд погибнет, полагал дипломат, и тогда преданная королю гвардия, оплот его власти, может оставить Хиджаз и вернуться в родной Неджд. Не исключал он и возможность «политического коллапса», и «развала государства Са’удитов» еще при жизни ‘Абд ал-‘Азиза – в условиях крайне непростой для него в то время финансово-экономической ситуации, которую вице-консул называл «безысходной бедностью». Не будет денег – не сохранится и королевство, считал он. Хаджж 1932 и 1933 гг. может надорвать «финансовое здоровье» Ибн Са’уда настолько, что король вынужден будет оставить Хиджаз и укрыться в родном Неджде.
Возможность бесславного конца деяний ‘Абд ал-‘Азиза по объединению земель и племен Северной Аравии не исключал и такой крупный знаток этого края как Т. Лоуренс. Суть его рассуждений сводилась к тому, что при отсутствии у Ибн Са’уда средств, достаточных для финансирования структур власти и военизированных формирований, «его империя падет». Пресс безденежья и скудность природных ресурсов во владениях Ибн Са’уда, как предполагал Т. Лоуренс, помноженная на тяжесть довлевших над ним обязательств по обеспечению племен водой и продовольствием, определенно его раздавит, если, конечно, вовремя не подоспеет помощь извне.
Перед Ибн Са’удом стояли тогда две острых проблемы. Заключались они в обеспечении финансовых поступлений и в удержании с их помощью «собранных им земель и племен». При нехватке денег, с одной стороны, и наличия оружия у племен – с другой, сохранить их лояльность Эр-Рияду было делом достаточно сложным. Однако ‘Абд ал-‘Азиз показал себя прозорливым правителем, искусным переговорщиком, гроссмейстером интриг и виртуозным мастером политических комбинаций. Недаром о нем в Аравии шла молва как о человеке, «способном заглянуть за горизонт». Используя широкий набор средств и методов по удержанию племен – от «задабривания их привилегиями и деньгами» до заключения с ними «политических браков, а если потребуется, то и воздействия на них силой», – он сумел удержать племена в своих руках и сохранить контроль над ходом событий. Хорошо знавший его английский дипломат-разведчик сэр Перси Захария Кокс (1864–1937) отзывался о нем так: за 30 лет деятельности по созданию королевства (1902–1932) Ибн Са’уд не сделал ни одной серьезной ошибки.
