В тот же день, когда это произошло, принц Файсал попытался опротестовать действия короля, указав в записке на его имя, что в таких условиях он не в состоянии исполнять возложенные на него функции. Король воспринял эти слова наследного принца как заявление о сложении с себя полномочий премьер-министра, и 21 декабря вновь закрепил их за собой. Принц Талал ибн ‘Абд ал-‘Азиз занял пост министра финансов, а принц Мухаммад ибн Са’уд – должность министра обороны. Принц Бадр получил портфель министра коммуникаций, а ‘Абд ал-Мухсин, сторонник Талала, – портфель министра внутренних дел. Министерство нефти и минеральных ресурсов возглавил ‘Абдалла ибн Хамуд ат-Тарики, известный националист.
25 декабря 1960 г. радио Мекки сообщило, что вновь возглавленный королем кабинет министров собирается даровать стране конституцию, и отдал, дескать, уже распоряжение составить ее проект, а также одобрил внесенную на его рассмотрение инициативу об образовании частично избираемого Национального совета. Однако уже 29 декабря то же радио категорически опровергло ранее переданное им сообщение. Все это ясно указывало на то, что об исполнении обещаний, данным своим временным союзникам, король Са’уд на самом деле даже не помышлял. Объединился он с молодыми амбициозными принцами во главе с Талалом и с группой примкнувших к ним сторонников проведения радикальных реформ во главе с ат-Тарики только в тактических целях, – дабы отстранить от дел принца Файсала, и не более того.
И вскоре все вернулось на круги своя, все стало, как было до того, как правительство возглавил принц Файсал. Вновь обострилась борьба между ветвями и коленами в правящем семействе. Пышным цветом расцвела бюрократия, и чиновничество опять погрязло во взяточничестве и коррупции.
Где-то к осени 1961 г. здоровье 60-летнего короля Са’уда заметно покачнулось, он стал резко худеть и харкать кровью. 16 ноября потерявшего сознание короля отвезли на обследование в госпиталь американской компании АРАМКО в Дахране, где врачи рекомендовали ему срочно выехать на лечение в США. Перед вылетом в Америку (21 ноября 1961 г.) король Са’уд по настоянию старейшин Семейного совета Аль Са’уд назначил наследного принца Файсала регентом, а в октябре 1962 г., перед отъездом на повторное лечение, но уже в Европу, официально утвердил Файсала полномочным главой правительства и министром иностранных дел.
Вновь заполучив в свои руки реальную власть, он произвел кардинальные перестановки в правительстве. Сразу же отстранил от дел ярого националиста ат-Тарики. И на его место, на пост министра нефти и минеральных ресурсов, назначил 32-летнего юриста из Мекки, Ахмада Заки Йамани. Командование Национальной гвардией доверил ‘Абд Аллаху, своему сводному брату. Другой его сводный брат стал губернатором Эр-Рияда. Надо сказать, что принц Файсал был правителем новой формации. Делал многое такое, о чем представители старой школы аравийских властителей даже не помышляли. Уменьшил, к примеру, на 20 % денежное содержание членам королевской семьи. Отделил бюджет семейства Аль Са’уд от казны государства, и руку в нее в личных целях никогда не запускал. Но вот когда дело касалось чести и достоинства правящего семейства Аль Са’уд, то отстаивал их жестко и решительно. Покушаться на них не дозволял никому. Ярким примером тому – увольнение с поста министра нефти ат-Тарики, инициировавшего, можно сказать, создание ОПЕК и сделавшего немало для развития нефтяной отрасли королевства, но посмевшего «очернить Са’удов», выступить не просто с критическими замечаниями в адрес правящей династии, а с нападками на нее.
Рассказывают, что принц Файсал слыл знатоком арабской поэзии, и даже сам слагал стихи. Так вот, однажды, во время одной из вечерних встреч с «мужами учеными», с известными в королевстве собирателями аравийской старины и златоустами, то есть с поэтами, один из сочинителей од и касид предстал перед принцем и протянул ему свиток. «Что это?», – поинтересовался принц. «Это – мое сочинение в Вашу честь», – ответил он. Дело в том, что, по сложившейся в Аравии традиции, у каждого племени и у каждого семейного клана, управлявшего тем или иным уделом на полуострове, состоял на службе поэт (ша’ир). Он прославлял достоинства своего вождя и правителя, равно как и дела, ратные и мирские, своего племени и того удела, в котором оно обитало, и ширил тем самым славу о них. Притом не только в пределах своих и соседних земель, но и в границах «Острова арабов» в целом, принимая участие «поединках рыцарей слова», то есть в конкурсах поэтов, которые проходили на известных всем племенам в Аравии ярмарках.
Король ‘Абд ал-‘Азиз ибн Са’уд к прочтению поэтами стихов в его честь на встречах с шейхами племен либо с городской знатью относился не только как к традиции, унаследованной от предков, но и как к норме королевского протокола. И одаривал поэтов щедро. И даже если поэт замечал, что во время прочтения им стиха король начинал подремывать, устав за день от трудов и дел государевых, то и тогда не испытывал никаких беспокойств. Точно знал, что вознагражден им будет непременно.
Король Са’уд, в отличие от отца своего, к поэзии был равнодушен. И даже, как говорят, побаивался того, как он и восхваляемые поэтами труды его будет смотреться на фоне деяний легендарного Ибн Са’уда, действительно, в истории королевства ярких и эпохальных. И поэтому до конца оды златоустов своих не выслушивал. Ввел, как шутили братья короля, новшество. Заключалось оно в том, что после первых же произнесенных пиитами строк из сочиненных ими хвалебных од в его честь, он тут же прерывал их и, улыбаясь, отправлял за вознаграждением в казначейство. За годы правления Са’уда поэты к такому обращению короля к стихам их привыкли. И потому творенья их были, как правило, короткими. Состояли всего лишь из нескольких строк, не больше.
Так вот, стихотворец тот, с кем вступил в разговор принц Файсал, лукаво спросил, заинтересует ли наследника престола то, что он сочинил в его честь. Принц ответил утвердительно. Взял в руки протянутый ему свиток. И внимательно, под пристальными и любопытными взглядами собравшихся во дворце лиц, в абсолютной тишине, ознакомился с творением поэта. Затем, к немалому удивлению всех присутствовавших на встрече, сказал, что то, что хотел выразить стихом своим уважаемый златоуст, наполнено, возможно, более глубоким смыслом, чем могло показаться ему на первый взгляд. И потому он хотел бы поразмыслить над тем, о чем повествует поэт. И о своем мнении известить его на следующий день.
Из всего услышанного им слагатель од заключил, что стих его впечатлил принца, и что награда последует непременно. И в назначенное время предстал перед ним в отличнейшем настроении. О, это ты, молвил принц. Рад тебя видеть. Творенье твое в стихах я внимательно изучил. И оно подвигло меня к тому, чтобы предложить тебе нечто в ответ, что, надеюсь, ты сочтешь равноценным труду своему. И протянул поэту небольшой конверт. Смотрелся он так, будто бы содержал в себе приличное вознаграждение. Но когда поэт вскрыл конверт, то обнаружил в нем совсем не то, что ожидал, – не деньги, а сложенный большой лист бумаги со столь же коротким, точь-в-точь таким же по размеру, как и его самого, стихом, сочиненным принцем. И суть стиха того состояла в том, что мысли излагать надлежит, действительно, доходчиво и кратко. Но вот с наследником престола, не говоря уже о короле, делиться следует только теми из них, которые заслуживают внимания, дабы не сожалел потом никто о потраченном без пользы времени. Ведь время – это самое дорогое, что есть у человека. Такая вот забавная и поучительная история, почерпнутая автором этой книги из увлекательного сочинения Роберта Лейси об Аравии и Доме Са’удов.
