Внес свой вклад в усилия советских дипломатов по выстраиванию теплых и доверительных отношений с «правительственными кругами Йемена» и советский инженер И. Сиваченко, который установил и ввел в эксплуатацию (11.03.1931) автоматическую телефонную станцию, соединившую дворец имама с тюрьмой, больницей, казенными мастерскими, министром почт и телеграфа, начальником артиллерии и главнокомандующим войсками (19).
Широкой популярностью в королевстве пользовался и сам Карим Хакимов, человек гостеприимный и хлебосольный. О его «подвигах щедрости и гостеприимства», об устраиваемых им «сытых застольях» и пышных приемах в «русском доме», как называли йеменцы трехэтажное здание советского представительства в г. Сана’а’, ходила молва по всему королевству. Частенько заглядывали к нему «на чашечку кофе» и Сайф ал-Ислам, и Рагиб-бей, и многие другие влиятельные лица, а также шейхи племен и главы именитых торговых семейств.
Для установления доверительных связей с первыми лицами в королевстве, равно как и с шейхами влиятельных племен, К. Хакимов использовал хорошо опробованный им во время службы в Персии и в Хиджазе метод «целевых подарков-поставок», как они фигурируют в документах Наркомата иностранных дел. Так, «старому петербуржцу», Рагиб-бею, с каждым коммерческим рейсом из Одессы доставляли полюбившуюся ему во время службы в Санкт-Петербурге икру, а имаму Йахйе, учитывая его больную печень, – «Нарзан». Принцу Сайф ал-Исламу, наместнику имама в Тихаме и губернатору Ходейды, великолепному наезднику, привезли из Одессы специально сшитое для него по просьбе К. Хакимова роскошное кавалерийское седло. Только «седлами руссов», то есть этим седлом и тем, что подарил ему ранее К. Хакимов, принц и пользовался в дальнейшем. Никаких других не признавал. Богатым подарком, к слову, ответил русичам-москопам и принц – подарил «жеребца-четырехлетку» чистой арабской породы, которого вывезли в СССР и передали коннозаводчикам (20).
Известно, что, помимо этого жеребца, К. Хакимов приобрел в Йемене еще одну лошадь чистой арабской породы с богатой родословной и отправил пароходом в Одессу. В сопроводительной записке в тамошнее агентство НКИД указал, что пересылает «ценного жеребца» по имени ‘Азиз и родословную на арбском языке с «именами предков до 36 поколения», начиная от матки Кухайлат ал-‘ад-жуз ал-а’аваджийа. Жеребец ‘Азиз, сообщал К. Хакимов, – представитель «лошадиной аристократии Аравии».
Согласно преданиям, бытующим в племенах Аравии, во времена Саламана (1700–1600 до н. э.), одного из потомков Исма’ила, прародителя племен Северной Аравии, бедуин, преследуемый неприятелем, остановился, чтобы дать передохнуть своей лошади. И случилось так, что в это время она родила. Поскольку противник шел за ним буквально по пятам, то бедуин вынужден был бросить новорожденную кобылку, и двигаться дальше. Через несколько часов, устав и остановившись, чтобы передохнуть, он неожиданно для себя заметил и ее невдалеке от того места, нашедшую его по следам и запаху урины ее матери. По возвращении на родное становище бедуин отдал резвую кобылку на попечение одинокой старухи, которая и «воспитала» ее. Поэтому и назвали кобылку ту именем Кухайлат ал-‘аджуз (Темнокожая кобыла старухи). Она-то, дескать, и стала родоначальницей нескольких основных колен чистокровных лошадей арабской породы, широко разошедшихся по землям Аравии.
Легенды гласят, что Раби’а, потомок Исма’ила в 13-ом колене, живший в XI в. до н. э., имел лошадей, перешедших к нему от отца его, владельца лошадей-потомков лошади Саламана. Внук Раби’а, легендарный ‘Аназа, родоначальник могущественного племени бану ‘аназа, собравшего вокруг себя крупнейший в Верхней Аравии племенной союз, стал первым на «Острове арабов» человеком, кто начал разводить лошадей на продажу. Впоследствии, по сложившейся традиции, на протяжении столетий чистокровность лошади арабской породы было принято удостоверять в Аравии у бедуинов-коневодов из племени бану ‘аназа; их решений не оспаривал никто.
Пятью коленами чистокровной арабской лошади, родословная которых уходит в глубину веков, считаются: кухайлан, сиглави, ‘абайан, хамдани и хабдан. Жеребца одной из этих пород (кухайлан) К. Хакимов и отправил в Одессу (20*).
Карим Хакимов, пишет о нем историк В. А. Кузьмин, был на редкость коммуникабельным человеком. «.Он становился душой любой компании, хорошо пел», обладал чувством юмора. В г. Сана’а’, столице Йеменского Королевства, долго помнили, как по вечерам К. Хакимов нередко брал в руки скрипку – и звуки прекрасных мелодий разносились по близлежащим улочкам города. Двери представительства «Ближвостгосторга» были открыты не только для чиновников, торговцев и знати, но и для «исламских богословов и священнослужителей, и представителей арабской интеллигенции. Йеменцев принимали обычно на втором этаже, не имевшем по традиции окон. Там, за столом на йеменский лад, то есть сидя на разостланном на полу ковре, за финджаном (маленькой чашечкой) с кофе или стаканчиком с чаем, но непременно с башкирскими лепешками и с обязательным для встреч по-йеменски кальяном, и велись беседы с гостями. Все, кто знал К. Хакимова, отмечает В. Кузьмин, говорили о нем как о человеке исключительно добром, гостеприимном и отзывчивом, и как о «мастере на все руки». За годы дипломатической работы в Аравии «ему приходилось быть и водителем, и механиком, ремонтировать электростанцию и мастерить мебель» (21).
Проработал К. Хакимов в Йемене недолго, всего два с половиной года (с июня 1929 г. по 23 декабря 1931 г.), но сделал для развития и укрепления советско-йеменских отношений немало. Как писал отечественный дипломат-арабист Вениамин Викторович Попов, служивший послом СССР в Йеменской Арабской Республике (1987–1990), «.благодаря глубокому знанию истории, традиций, обычаев арабов, необычайному такту, умению расположить к себе людей, Хакимов пользовался у йеменцев и саудовцев огромным уважением. Арабы поражались его умению столь глубоко, витиевато и чисто “по-арабски” излагать мысли. Он был вхож во дворцы, и его с радостью встречали бедняки в своих лачугах; его дом всегда был полон гостей – приходили и купцы, и приближенные королевской семьи, и простой люд» (22).
К. А. Хакимов – легенда советской дипломатии в Аравии. Среди иностранных дипломатов, работавших там, он выделялся знанием нескольких иностранных языков. Свободно владел арабским, турецким, персидским и французским языками, «легко, – со слов тех же британцев, – переходя с одного на другой». В Йеменском Королевстве его с уважением величали Каримом-пашой.
Он часто хаживал на столичный рынок, в центре которого располагались старинные склады, где хранились товары «Ближвостгосторга», доставлявшиеся караванами из Ходейды. Именно там, в беседах с погонщиками караванов и торговцами, он и узнавал много интересных сведений о племенах, их взаимоотношениях и о положении дел в тех или иных районах Йемена.
С Каримом Хакимовым в Йеменском Королевстве трудились и работавшие с ним в Джидде Моисей Маркович Аксельрод и Наум Маркович Белкин, оставившие интересные заметки и очерки об этой стране. Будучи уже резидентом ОГПУ в Йемене, Н. Белкин, уделял пристальное внимание сбору информации о внутриполитической ситуации в Йеменском Королевстве и в протекторатах Англии в Южной Аравии (23).
