– Так ты… ты о нем думала? – осторожно спросил Таш, словно боясь спугнуть какую-то призрачную надежду. И уточнил: – В аграве, когда мы возвращались. От тебя шло что-то такое же, как сейчас. Нежное.
– Да, – улыбнулась я. Накрутила шерстку на палец и отпустила, наблюдая, как она распрямляется.
– Я не знал. Прости. Решил, что это связано с дагоном. Он же рядом сидел.
– Понятно.
Вот и объяснение: шоши чувствуют эмоции, но не могут с точностью определить, что их вызвало. И выводы делают, исходя из своего видения ситуации. Получается, тоже могут ошибаться.
– Ты гладь, гладь. Чего остановилась? – неожиданно недовольно заворчал шош и повел головой, провоцируя мою руку вернуться к ласке.
– Раньше тебе не нравилось, – коварно напомнила я, с наслаждением погружая ладонь в необычайно приятную шерстку.
– Раньше ты и хозяйкой мне не была, – резонно заметил Таш. – Какой был смысл позволять себя трогать, если от получаемого тобой удовольствия лично я ничего не имел? А теперь вон сколько… вкусняшки.
– Ты и сейчас питаешься, что ли? – хихикнула я, представив, что с моих рук на шоша стекают невидимые эмоции, а он как губка их в себя впитывает.
– Не мешай! – приказал Таш. – То есть не отвлекайся!
Вошел во вкус, видимо. Глаза закрыл, расслабился, только что не заурчал. Не умеет, наверное.
Интересно, а Ньевор тоже его гладил, чтобы было чем покормить? Как часто такая «еда» требуется? Можно ли ее «переесть»? Принципиальна ли разница, какие именно эмоции шош получает – положительные или отрицательные? И что в итоге хозяин от этого имеет? Польза ведь обоюдной должна быть.
Вопросов было много, но выяснение я отложила. Совершенно незачем торопиться. Теперь мы с ним так тесно связаны, что волей-неволей сам мне все расскажет. Потому и я расслабилась. Веки сами собой опустились, мысли потеряли связность, а монотонные движения начали усыплять…
– Подъем, Дея, – бодрый командный голос прорвался сквозь приятную дрему. – На банкет скоро, а тебе еще себя в порядок привести нужно.
Оторвав голову от чего-то мягкого, я посмотрела на Таша с недоумением. И лишь после этого сообразила, что хоть и нахожусь по-прежнему на полу, но укрыта покрывалом, которое теперь закрывает лишь половину кровати. И вообще, использовала шоша в качестве подушки! Я что, на самом деле уснула? Вроде ведь не устала.
– Первый контакт всегда так заканчивается, – объяснил Таш. – Нье… Ньевор вообще сутки спал.
Маленькая заминка перед именем сказала мне очень много. Шош все еще переживает, не желая терять прежнюю связь. И будет нервничать до тех пор, пока не появится возможность проверить и понять, как на самом деле обстоят дела.
Понимая, что не стоит ему лишний раз напоминать о хозяине, пошла по другому пути.
– Спасибо, что укрыл.
– Это что еще за «спасибо»? Ты меня решила оскорбить недоверием? Я, по-твоему, мог оставить тебе мерзнуть? – возмущенно зашипел Таш в точности как Ньевор, когда я его ухитрилась поблагодарить за спасение из заточения.
Я от неожиданности потеряла дар речи. Хотела-то как лучше! Но, похоже, менталитет рарков распространяется и на их питомцев. А с этим однозначно нужно что-то делать!
– Иди-ка сюда, оскорбленный мой, – ласково поманила. Когда насторожившийся шош осторожно шагнул и оказался в зоне поражения, схватила за уши и притянула его морду еще ближе.
– Как думаешь, я это сделала, чтобы их оторвать? – коварно спросила, а когда услышала жалобное «наверное», чмокнула в нос. – Нет. Вот для этого.
Отпустила и едва не засмеялась. Очень уж комично выглядел смущенный, растерявшийся Таш. Впрочем, длилось это состояние недолго, и совсем скоро от меня настойчиво потребовали объяснений:
– Что это было?
– Это была наглядная демонстрация. Получается, ты тоже мне не доверяешь, раз опасаешься за свои уши. Однако я не обижаюсь, хоть и не давала тебе повода думать, что намерения у меня нехорошие. А знаешь почему? Потому что друзья безоговорочно верят друг другу. Не ищут подвоха в словах и поступках. Говорят, что думают, – от чистого сердца. Благодарят – чтобы лишний раз сделать приятное, а не намекнуть на какие-то сомнения. Им совершенно незачем ссориться по мелочам.
– Ага… Ясно. То есть… Нет. Да. Понятно, – сбивчиво, вступая в противоречия с самим собой, забормотал шош.
Облегчать ему задачу осознания я не стала. Ничего, привыкнет. Сам же сказал, что я ненормальная. Значит, могу говорить, делать и даже чувствовать совсем не то, что кажется ему очевидным. Пусть примирится с этим и не забывает.
Подняв с пола покрывало, бросила его на кровать и осмотрелась. Я ведь так увлеклась общением с Ташем, что и комнату толком не разглядела. А она… Она очень даже эффектная! И мебель в ней расположена удобно.
Слева от кровати, которая оказалась наполовину утопленной в нишу, всю стену занимал шкаф-стеллаж – полупрозрачные дверцы-створки позволяли рассмотреть и полки, и вещи на них.
Справа формировали красивую «горку» небольшие кубики. Некоторые были пустые, в некоторых стояли статуэтки-украшения и вазочки, а некоторые оказались с ящичками.
В стене, украшенной золотой вязью, напротив кровати имелось окно. Размером оно было побольше, чем в гостевых «номерах», а обрамляли его шторы из той же ткани, что и обивка беленьких пуфиков и низкого диванчика.
Потолок оказался самым интересным. Словно кто-то надул гелием сотню крошечных розовых, белых и золотых воздушных шариков и отпустил. Они, словно живые, плавали, толкались и пытались найти себе место у меня над головой.
В общем, царила здесь атмосфера нежной романтики.
Само собой, первым делом я сунула свой нос везде и всюду. Убедилась, что на стеллаже одежда и обувь, которую мне купил Ньевор, в ящиках – его же подарки, а в ванной – мелочи, нужные женщине, чтобы быть красивой. Прихватила чистое белье, халатик, тапочки, и, оставив шоша обдумывать нюансы общения с новой хозяйкой, убежала мыться. А когда вышла – сияющая и благоухающая – оказалась вовлеченной в активный процесс, именуемый «примерка».
То ли забыв о своих претензиях, то ли приняв мою правоту, а может, и то и другое, Таш деловито отодвинул лапой створку шкафа и приказал:
– Доставай!
– Все? – весело удивилась я.
– Самое красивое! – мотнул головой шош. – Я за тебя краснеть не намерен.
Пытаясь себе представить, как это выглядит на заросшей рыжей шерсткой мордочке, я послушно вытаскивала и прикладывала к себе наряды. К некоторым приходилось возвращаться дважды, потому что придирчивому стилисту хотелось их сравнить. В итоге выбор он все же сделал, хоть и поворчал, что до идеала сиреневому длинному платью из струящейся шелковой ткани все равно далеко.
Пользоваться косметикой Таш запретил категорически, заявив, что я хороша и в своем естественном виде. Распущенные волосы одобрил, буркнув, что, мол, незачем привлекать к себе лишний интерес. А на подходящие к наряду туфли, вернее, высокие каблучки лишь покосился, но комментировать не стал. Однозначно сработал принцип «красота требует жертв». Жертвой в данном случае было его спокойствие относительно моей устойчивости. Конечно, я и сама предпочла бы тапочки, но увы…
