– Я избавлю твоего лучшего друга от душевных страданий.
– Снова влезешь к нему в голову? И потом, он сегодня же вернется домой, где все напоминает об отце, так что память сразу вернется. А похороны?
– Я не собираюсь стирать ему память. Достаточно подлечить душу.
– Это как? Эликсиры душу лишь успокаивают, но не лечат.
– Можно выключить эмоции. Он будет помнить отца, будет знать, что тот умер, но не будет убиваться.
– Не пойдет, так с людьми нельзя поступать.
– Я тебя не уговариваю, Вереск. Я лишь предлагаю вариант, чтобы ты не переживала за своего драгоценного друга.
– Как можно быть настолько слепым к чужому горю?
– Врач не спас бы ни одной жизни, если бы сидел рядом с пациентом и плакал. Ты либо помогаешь избавиться от недуга, либо сочувствуешь.
– Допустим. Но ты хочешь вытравить из него любовь к отцу, радость добрых воспоминаний.
– Зато все останутся в плюсе. Он не будет коситься на веревку с мылом, ты не будешь винить себя, что не осталась держать его за ручку, а я буду спокоен за нашу сделку.
– И как долго он проходит в этом состоянии морального анабиоза?
– Пока не примет факт смерти отца, а до того момента магия будет удерживать его боль. Все равно что закодироваться, если перевести на человеческий язык. Бывший пьяница видит бутылки с алкоголем, видит, как другие пьют, но сам не хочет. Пойми уже, спасая, надо спасать, а не делить муки на двоих, дабы продемонстрировать свою участливость.
И что мне делать? Если я оставлю Пашку в таком состоянии одного, он не выкарабкается, у него и друзей-то других нет. Выходит, остается согласиться на вариант Григера.
– А моя работа? Как с ней быть?
– Тут все гораздо проще. Ты вернешь заказы, а я финансово компенсирую расторжение сделки недовольным заказчикам.
– А мама?
– Насколько я понял, она не собирается с тобой. И если честно, пока ей будет лучше в Лютерании. Безопаснее, по крайней мере. Решай, Эльвет, кто для тебя важнее, отец или этот? – небрежно кивнул, указывая на друга. – Если будешь продолжать стоять на своем, я просто-напросто не поеду на слушание, тогда оно перенесется на «никогда». Тюремная администрация очень не любит подобных выкрутасов.
– Мне нужно время собраться. Хотя бы до завтра.
– Нет. Мы уедем сегодня. Но собраться ты успеешь.
– Ладно.
И до того противно стало от собственной беспомощности, что слезы на глазах выступили. Какая из меня ведьма или некромантка? О таких, как я, говорят ни то ни се.
– И кому адресованы эти слезы? – Варлок вдруг коснулся моего подбородка, заставил посмотреть на себя. Снова в его глазах плескалась тьма, а еще обида.
– Не твое дело, Григер.
В ответ он хмыкнул, затем развернулся к Полкину и заговорил:
– Норас ида хронос, норас ида ментра.
И тотчас же поток темной магии вырвался из Тайера, устремившись к Пашке.
– Это что? Морок?! – чуть не остолбенела от увиденного. Он спятил никак?
– Магия гибридная, есть в ней и светлая и темная. Не переживай, одержимым твой друг не станет. Светлая сила поможет ему принять смерть родителя, а темная обезболит душу, удержит печаль. Кажется, я тебе уже рассказывал, что тьма не синоним зла.
– Надо отвезти его домой, – поспешила вытереть слезы.
– Само собой. Фес ди аш, – прошептал Григер, и в ту же секунду Пашка заморгал.
– Что произошло? – посмотрел на меня с недоумением друг. – Почему-то ноги затекли…
На Тайера он вообще не обращал внимания.
– Как ты себя чувствуешь? – Я всмотрелась в его бледное лицо. – Что-то беспокоит? Ну, кроме затекших ног.
– Спать хочется. Мне надо выспаться, все-таки завтра в больницу. Ты поедешь со мной?
– Прости, но я… я не смогу. Мне придется уехать на некоторое время.
– Ладно, – пожал он плечами. – В принципе, я и сам справлюсь.
Никогда не видела Пашку таким равнодушным. Ему действительно стало все равно. И это ужасно. Но страдать в одиночестве, наверное, еще ужаснее.
Мы отвезли Полкина домой, после чего отправились ко мне за вещами.
– Я могу подняться с тобой, – открыл для меня дверь машины варлок.
– Зачем? В качестве моральной поддержки?
– А она тебе не нужна?
– Я хорошо знаю свою маму, справлюсь.
– В таком случае не задерживайся.
И я поплелась к подъезду. Что буду говорить матушке, даже не знаю. Привет, я за вещами, потому что переезжаю в Магорию, а тебе лучше остаться тут? Да уж, велика вероятность, что мама меня уже не простит. Она гордая ведьма, гордая и злопамятная. Раньше бабушка Лусида частенько сравнивала маму с прабабкой Влачитой, мол, характеры уж очень схожи. Та тоже никогда никого не прощала, все мало-мальские обиды помнила, а главное, мстила своим обидчикам. Особенно любила разного рода проклятия. Надеюсь, мне мама мстить не будет.
Но все страхи оказались напрасны, ибо матушки не оказалось дома. Зато на столе лежала записка.
«Приветствую!
Моей боли нет конца и края, Эльвет. Я осталась одна в обоих мирах, за меня некому заступиться, меня некому пожалеть. Вокруг одни враги. Поэтому пришло время позаботиться о себе самой. Я изыщу способ вернуться в Магорию, для чего мне потребуются деньги, их я взяла из нашей шкатулки. Ты девочка самостоятельная, тем более скоро выйдешь замуж, а значит, заработаешь еще. Удачи тебе, дочка».
А вот это весьма неожиданно. Но если мама что-то вбила себе в голову, то тут не то что я, тут вселенная бессильна. Остается полагаться на ее благоразумие. В итоге пришлось написать ответную записку на случай, если с первого раза у мамы не выйдет найти путь в Магорию и придется вернуться в квартиру.
«Приветствую!
Мне искренне жаль, что ты узрела во мне врага, мама. Я люблю тебя, но и папу тоже люблю. Надеюсь, когда-нибудь ты это все-таки поймешь. Что касается денег из шкатулки, пусть они помогут тебе обрести заслуженное счастье, однако не забудь оплатить коммунальные услуги. И еще, в Ксантипп возвращаться в одиночку очень не советую, поскольку там завелся маньяк. Лучше тебе переждать это неспокойное время здесь. Ну а я переезжаю к Тайеру.
С верой в скорую встречу, твоя Эль».
Собралась я быстро. Все нужное поместилось в один большой чемодан. Но это личные вещи, что до техники и расходных материалов в ателье, там понадобится как минимум пикап. Однако перевезти необходимое я смогу только тогда, когда мой дом отремонтируют. Голова откровенно пухла от мыслей, душа ныла, совесть всячески упрекала за малодушие. Что еще? Ах да, еще паратроним залил и меня и все полы, пока я носилась по квартире в поисках то расчески, то любимой кружки, то второго кроличьего носка, без которого первый теряет всякий смысл.
