– Ответьте мне, Эльвет, что случилось три года назад зимним днем в Гиблом лесу.
Я взяла его за руку, и пространство перед глазами в ту же секунду слилось. Очутилась я в чаще среди голых деревьев.
– Зачем мы здесь, дедушка? – послышалось снизу.
Тогда я опустила взгляд и обнаружила маленького бледного мальчика лет шести, стоящего около моей ноги.
– Сегодня погожий день, Дункан. И я буду учить тебя охотиться.
– А на кого? Здесь же совсем пусто.
– Ну, это только с виду пусто, комарик мой. Тут водятся краснохвостые белки, толстые такие. Тебе точно они понравятся.
Спустя некоторое время все снова слилось, еще через мгновение я уже стояла у кровати, в которой лежал Дункан. Глаза мальчика были открыты, взгляд устремлен в никуда, кожа отдавала синевой.
– Мы обязательно встретимся, комарик, – произнесла будто бы я, – когда придет время.
После видение растаяло.
– Ну? – Сович внимательно смотрел на меня. – Что было в тот день?
– Вы с Дунканом поймали белку… – Слезы застили глаза плотной пеленой.
– И что?
– И он не смог ее съесть. Забрал домой.
– А потом дал ей имя. Шипуха, – кивнул судья. – Я вам верю, госпожа Григер. Можете быть свободны.
Ну вот, я пропустила через себя очередную боль. Боль, с которой никакая физическая не сравнится.
Еще около часа благородные мужи заседали. Беладриан продолжал настаивать на уликах, вернее, их отсутствии, обещал скорую кончину карьеры Герона, а тот обещал засадить сынка эльфа в «Тихий Док» до конца его дней. Тайер делился своими умозаключениями в части улик, которые «вот-вот будут», а я смотрела на них и хотела только одного: оказаться как можно дальше отсюда.
Боюсь даже представить, сколько еще боли и ужаса мне предстоит увидеть и прочувствовать. Как заключил судья, на днях я должна буду явиться в участок в составе особой комиссии, где мне предоставят доступ к вещам погребенных жертв, а также к телам тех, кто еще в морге.
Суд мы покинули лишь к обеду, к этому времени я растеряла всякое желание разговаривать с кем бы то ни было. Тайер попытался затеять беседу, но наткнулся на мое молчание и полнейшую апатию.
– Я понимаю, каково тебе, – заговорил, когда подъехали к моему дому, – но подонка надо отправить за решетку.
– Надо, – кивнула, глядя на пустынную улицу. – Я сделаю то, что должна. Не переживай.
– Элли…
– Не стоит, – помотала головой, – все нормально, Тайер. Скажи, есть какие-нибудь новости об отце?
– Жду звонка из тюрьмы со дня на день.
– Скорей бы.
А когда я уже собиралась покинуть машину, прямо за нами остановилось авто, из которого вышла моя мама. Вот это да!
– Началось, – пробубнил недовольно Тайер, открывая дверь.
Матушка, завидев нас, тотчас расплылась в улыбке, раскинула руки в стороны и мелким шагом поторопилась ко мне.
– Девочка моя! – обняла как никогда крепко. – Я так соскучилась! – и даже в щеку поцеловала.
– Привет, мам…
Честно говоря, я не ощутила радости от встречи. Возможно, из-за тяжести на душе или из-за маминой отчетливой игры на публику.
– Господин Григер, – кивнула ему мама с тенью легкого пренебрежения во взгляде.
– Госпожа, – кивнул он ей в ответ с явным пренебрежением. – Решили навестить дочь?
– Решила. Все-таки я не настолько богата, чтобы проживать в отеле. Помнится, родная, – обратилась ко мне, – на свадьбе ты предлагала перебраться к тебе. Предложение еще в силе?
– Ну да, конечно.
– Чудесно! – Мама щелкнула пальцами водителю такси, чтобы тот выгружал багаж. – Так вот где ты обосновалась, – уставилась на дом. – Неплохо, неплохо.
Я открыла маме дверь, а сама предпочла остаться на улице, чтобы еще немного побыть в тишине.
– Все еще хочешь остаться здесь? – покосился на меня Тайер.
– Не могу не остаться. Во-первых, в доме Сифия, во-вторых, мама не поймет моего неожиданного бегства.
– Ну, ты как-то поняла ее бегство. И потом, не она ли бросалась громкими заявлениями, что ни при каких обстоятельствах не будет делить жилплощадь с твоим отцом?
– Мама сложная натура, – прикрыла глаза, – она вспыльчивая, эксцентричная, но при этом очень одинокая.
– Да уж, скоро этот дом превратится в приют для одиноких и всеми обиженных.
– Ты на что намекаешь?
– На то, что ты слишком добрая, поэтому слабохарактерная по отношению к тем, кто стремится сесть тебе на шею.
– А ты прав, – опять мы вернулись к тому, с чего начинали, к его эгоизму и нетерпимости, – я слабохарактерная и наивная, и добрая. Иначе не связалась бы с тобой. Ты точно так же воспользовался мной, Тайер. Сыграл на моей любви к отцу. Пожалуй, сегодня тебе стоит заночевать у себя дома. У меня все равно собралась не та компания.
– Ты когда-нибудь прекратишь воспринимать мои слова в штыки? – тоже завелся он. – Я лишь сказал, что твоя мать плевать на тебя хотела. Ей хорошо там, где платить за себя не надо. В данном случае здесь, рядом с дочкой, которая в лепешку расшибется, но расстарается для любезной матушки. А эльфийка вообще инородное тело, которому ты ничем не обязана. Что до твоего отца, Эльвет, он еще один седок на твоей шее в скором времени.
– А если я вдруг забеременею? Ты и ребенка назовешь очередным седоком на шее? Дьявол, какая же я дура! – схватилась за голову. – Ты ни капли не изменился. И никогда не изменишься.
– Не путай наших будущих детей и твою родню. Это другое.
– О нет, Тайер. Это не другое. Ты слишком боишься потерять свою свободу, боишься заботы о ком-то еще, кроме себя. А я не боюсь. И для меня моя семья не седоки на шее, не обуза. Я их люблю, несмотря на все проблемы, и готова заботиться о них. Ты вынудил меня бросить друга на произвол судьбы, разрушил мой устоявшийся мир в Лютерании, но тебе этого показалось мало. Ты хочешь, чтобы я отказалась от всей своей родни, которую и так можно по пальцам пересчитать. А чего ради? Чтобы я была только твоей палочкой-выручалочкой?
– Ты просто еще слишком молода.
– Раз так, то ты слишком стар для меня. До встречи в участке! – И я направилась к двери.
К счастью, он не пошел следом. Хотя бы тут проявил чуткость.
Маму я нашла на втором этаже, она стояла в коридоре и рассматривала картины на стенах, их я тоже приобрела в лавке госпожи Огненной.
– Знаешь, – повернулась мама ко мне, – здесь лучше бы смотрелись твои вышивки. Ты ведь перевезла их?
– Еще нет, как-то не было времени. Ты выбрала себе комнату? – Я вдруг ощутила всю тяжесть сегодняшнего дня.