Упразднённая улица
Санкт-Петербург, октябрь 2017 г.
Дом покрашен в оливковый цвет, окна оторочены белыми полосами, почему-то напомнившими воротнички небогатых, но аккуратных старушек. Исторический архив Санкт-Петербурга… Улица Псковская на протяжении своего существования носила и другие названия – одно было обидным: Упразднённая. Совсем недалеко отсюда – Пряжка, квартира Блока, где теперь музей. Но у Блока свои летописцы, а Ксану интересуют исключительно Лёвшины и Долматовы.
На сайте архива было доходчиво сказано, что подавать запрос нужно за месяц до предполагаемой даты визита, так как читальный зал перегружен. Вся Россия кинулась изучать семейные летописи. Вот и Ксана туда же. Сейчас её вежливо попросят оставить заявку и растаять в свете дня, который разгулялся не на шутку… Деревья прямо-таки сверкают листвой, особенно вон то, на углу. Похоже, что вяз. Мама когда-то давно показывала ей листья вяза – смотри, они всегда асимметричны, какой листик ни возьми, часть слева от черенка будет обязательно отличаться от правой.
Не так и много остаётся в городах от прошлой жизни, думала Ксана. Деревья, проложенные улицы, названия, имена. Даже если виллу Эрмитаж в Кларане назовут однажды по-другому, имя улицы – chemin de l’Ermitage – останется и на карте, и в памяти, и в истории…
– Не знаю, что вам сказать, – развела руками сотрудница архива. – Надо было заранее предупредить, у нас на сайте вся информация.
– Но я не могла заранее, я здесь проездом! Из Екатеринбурга.
Теперь сотрудница развела руками совсем в другом смысле:
– Ой, я ведь тоже с Урала! Из Ирбита. Знаете такой?
– Ещё бы!
– Надо было, конечно, на сайте… А! Ладно, давайте посмотрим, что можно сделать. Запрос подготовили?
– У меня только фамилии.
– Нет, ну так я вам точно ничего не найду. Хотя бы знаете, где ваши «фамилии» работали, учились, жили?
Ксана вспомнила почему-то про Лёлю.
– Алексей Лёвшин, учился в Институте путей сообщения в тысяча восемьсот девяносто девятом – тысяча девятьсот втором годах.
Уроженка Ирбита приободрилась:
– Пишите заявку. Я объясню как.
– Ещё на Константина Матвеева посмотрите, пожалуйста. Студент Петербургского университета, даты те же, может, чуть позже.
– А вы почему ими интересуетесь? Мы обязаны спрашивать, не думайте, что я из любопытства.
– Это мои предки, я пишу семейную историю, – соврала Ксана.
– Сейчас многие пишут, – кивнула сотрудница и почесала себе спину карандашом: там, вполне возможно, проклюнулись ангельские крылышки.
Вскоре Ксана уже сидела в читальном зале, где царила многообещающая рабочая тишина. На столе перед ней лежала толстенная книга документов, переплетённая в начале прошлого века. Ещё ей дали коробку, где катались баночки с плёнкой, и целую стопу картонных папок. Позади столов находились специальные аппараты для просмотра: плёнки закреплялись в проекторе на манер фотографических, вручную заряжаемых в камеру. Она помнила, как это делается, ещё со школы – Ринат несколько раз пытался научить её фотографировать, но каждый раз всё начиналось и заканчивалось «заправкой плёнки», а потом они принимались целоваться… Оба тогда ещё не умели этого делать, улыбнулась Ксана, вынимая плёнку из первой баночки.
На экране один за другим появлялись документы – все они касались Константина Константиновича Матвеева, будущего мужа Ксенички. «Противный брюзгливый старик», вспомнила Ксана папины слова. Вот и попытайся теперь представить его студентом!
В общем списке студентов Императорского Санкт-Петербургского университета за 1901–1902 год он шёл за номером 2027: фамилия «сжата» с двух сторон однофамильцем Владимиром Фёдоровичем, учившимся на юридическом, и Болеславом-Станиславом-Казимиром Викторовичем Матерно, посещавшим факультет естествознания. «Матвеев Константин Константинович, 1901 год поступления, вероисповедание пр., факультет Е. Семестр III. Стипендия Пермского земства».
В копиях следующих книг Матвеев получал уже императорскую стипендию и был освобождён от платы за обучение. По документам он производил впечатление человека, умевшего настоять на своём и получить то, что ему причиталось. Если можно, разумеется, судить о человеке по старинным отчётам, заявлениям, прошениям…
Ксана тихонько отошла от проектора, села на своё место и взяла очередную папку. На колени ей выпал листок с фамилиями людей, запрашивавших когда-то эти самые документы. Три фамилии ей были незнакомы, а четвёртой оказалась некая Матвеева – работала в архиве в 2015 году. Впрочем, она вполне могла оказаться всего лишь однофамилицей Константина Константиновича: Матвеевых в России чуть меньше, чем Ивановых, и точно что больше, чем Лесовых.
На странице пятой вновь появилось упоминание будущего Ксеничкиного мужа, уже делавшего себе имя учёного: «Студент VIII сем. К. К. Матвеев обработал собранную им по р. Чусовой, на Урале, коллекцию окаменелостей из девонских и каменноугольных отложений и, по поручению Спб. Общ. Естеств., экскурсировал летом текущего года в Закаспийской области. В настоящее время занят обработкой собранного геологического и палеонтологического материала».
Ксана захлопнула книжку, по всей видимости, излишне громко, потому что сосед справа покосился на неё с неодобрением. Он был, вне сомнений, опытный житель архива – любитель заново сажать и обихаживать генеалогические древа. Боковые ответвления, фамильные секреты, знакомство, пусть даже поверхностное, с великими (Ксеничка вот, например, дружила с племянницей Чайковского, видела брата Дрейфуса и знала Ольгу Герцен)… Это куда интереснее нынешней жизни, поделённой между лихорадочным зарабатыванием денег и их же бестолковой тратой! Поймав виноватый взгляд Ксаны, сосед недовольно отвернулся, а Ксана вдруг подумала: ещё лет десять назад он улыбнулся бы мне и пригласил в кафе или в кино… Увы, те времена остались в прошлом, как отчёты об экскурсировании К. К. Матвеева в Закаспийскую область.
Меня тоже надо сдать в архив, я теперь «упразднённая улица», мрачно думала Ксана, берясь за очередной фолиант, и вдруг подпрыгнула на месте. «Закаспийская область» подцепила на крючок в памяти нечто важное и теперь тянула его наружу с усердием опытного рыболова. В дневниках Ксенички было упоминание о Закаспийской области, точнее, о давней поездке в Баку вместе с мужем. Возможно, в 1905-м Ксеничка уже была замужем за будущим профессором Матвеевым и он экскурсировал там вместе со своей молодой женой?
Зал через полчаса закрывался. Ксана прошла к столу сотрудницы и шёпотом спросила разрешения прийти сюда завтра утром и снова получить те же документы. Разрешение было получено. Когда она вышла из архива, уже смеркалось. Где-то в отдалении упрямо шелестел листвою старый вяз.
Начало атомной войны
Свердловск, октябрь 1988 г.
Старый дневник Ксаны
