Между двумя домами он видел крышу резиденции Шамптера на соседней улице. Нацелил пульт, радиус действия которого был гораздо больше, чем расстояние до гаража с «Мерседесом» и «Лендровером», нажал на кнопку, услышал грохот начального взрыва.
В двух чемоданах, которые привез ему Джорджи Джобс, а он поставил их на пол у заднего сиденья «Лендровера», помимо начального взрывного заряда, призванного стать лишь инициатором возгорания, лежали бруски невероятно горючей субстанции, изобретенной оружейными магами в бывшем Советском Союзе, которые теперь стали оружейными магами России.
Вновь сев за руль «Кадиллака», Билли Пилгрим наблюдал за темной крышей дома Шамптера на параллельной улице.
Он не собирался взрывать «Лендровер» со всем его содержимым. Задача ставилась другая: сжечь все дотла — жесткие диски из компьютеров частных детективов, их записи, календари, ежедневники и труп Джорджи.
Горючая субстанция обеспечивала температуру в 23 300 градусов Цельсия, чуть не дотягивая до половины температуры на поверхности Солнца, но, конечно, она не могла идти ни в какое сравнение с миллионами градусов в солнечном ядре. Тем не менее количества горючей субстанции вполне хватало, чтобы испарить до молекул все содержимое внедорожника, а сам корпус расплавить до такой степени, чтобы никто и никогда не смог бы определить ни марку автомобиля, ни модель, ни владельца.
От самого же Джорджи Джобса не осталось бы даже кусочка кости, ничего, кроме трепетных воспоминаний Билли.
На соседней улице ночь посветлела. Первые языки пламени вырвались через крышу гаража. Белые, с синеватыми краями.
Билли уехал. Понимал, что очень скоро народу на улицах определенно прибавится.
Если бы Эми Редуинг исчезла, а потом умерла, в ее доме не осталось ничего такого, что могло бы перекинуть мостик в прошлую жизнь этой женщины. То есть у властей не было бы причин подозревать босса Билли в ее убийстве.
Верной Лесли, который обыскивал дом Редуинг, умер, и человек, которого он нанял, Бобби Онионс, тоже умер, как и еще один человек, очистивший их офисы от возможных упоминаний о Редуинг, а все, что Джорджи Джобе забрал из офисов, превращалось сейчас в дым и золу.
Если бы пожарные расчеты задержались с прибытием, соседние дома тоже могли загореться от перекинувшегося на них огня или от жара, идущего от горящего дома Шамптера.
Но Билли знал по собственному опыту: если работа выполняется качественно, обычно страдают и посторонние люди.
Ехал он в сторону Ныопорт-Бич. Есть, конечно, хотелось, но об обеде Билли пока не думал: предстояло выполнить еще одну работенку, прежде чем покинуть округ Орандж и взять курс на Санта-Барбару.
Пообедать он собирался с Гюнтером Шлоссом, с тем чтобы потом его убить и таким образом оборвать предпоследнюю ниточку, связывающую Редуинг и босса Билли.
Последней оставался сам Билли. Факт этот не ускользнул от его внимания, и он достаточно долго об этом думал.
В Сайта-Барбаре Билли заранее снял люкс в роскошном отеле на имя Тайрона Слотропа. Этот псевдоним он не использовал раньше, приберегал для особого случая.
Билли любил роскошь, и особенно ему нравились самые лучшие отели, которые предлагали столь экстравагантные удобства, что Людовик Шестнадцатый и Мария-Антуанетта, получи они возможность побывать в таких заведениях, устыдились бы убогости их дворцовой жизни.
В Ньюпорт-Бич Билли проехал мимо дома, где жил и работал Брайан Маккарти, и припарковался за углом.
Глава 42
Милли и Барри Паккард, которые согласились взять на день-другой Фреда и Этель, жили в просторном, новоанглийского стиля, доме, построенном над океаном, к которому вел пологий склон.
Парадная дверь была открыта, как и сказала Милли в телефонном разговоре с Эми. Она и Брайан, сопровождаемые Фредом, Этель и Никки, прошли через дом во внутренний дворик, где Милли сидела за столом из тика и маленькими глотками пила мартини, освещенная синеватым пламенем газовых фонарей «молния» с призматическими стеклянными панелями.
Ростом в пять футов и два дюйма, худенькая, с короткими светлыми волосами и большими глазами, Милли, казалось, только-только вернулась домой со съемочной площадки «Питера Пэна», где исполняла главную роль. В свои пятьдесят с хвостиком, она, возможно, была старовата для этой роли, но, с другой стороны, Мэри Мартин в этом возрасте все еще играла ту самую роль в бродвейской постановке
[25]
.
— Дорогой Фредди, очаровательная Этель! — воскликнула она, когда детки Эми, виляя хвостами, подбежали к ней, уверенные, что их почешут и за ушами, и под подбородком. — Вы великолепны, как всегда, но почему вы не налили своим старикам по стаканчику, прежде чем привести их сюда?
— Не вставай, — Эми наклонилась, чтобы поцеловать Милли в щеку.
— Да ладно, я никогда не встаю, когда приходят близкие, только ради тех, кого я не жалую, чтобы смешать им слабенькие напитки и тем самым отвадить от нашего дома.
Они были близкими, потому что состояли в «Золотом сердце» и обожали золотистых ретриверов.
— Брайан, дорогой, ты знаешь, где бар. У нас нет оливок для коктейлей, это трагедия вселенского масштаба, но, думаю, нам удастся ее пережить, потому что мы — американцы.
Брайан тоже наклонился, чтобы поцеловать Милли.
— Мы не можем задержаться дольше, чем на минуту, Молли. Должны ехать.
— Господи, какой же ты симпатичный молодой человек. Не верю, что это от природы. Не следовало тебе так рано прибегать к пластической хирургии. Когда тебе исполнится шестьдесят, рот у тебя растянется от уха до уха.
— Где Барри? — спросила Эми.
— На пляже с собаками. Пошел прогуляться. Никакого купания в прибое. Слишком поздно, чтобы вычесывать песок из шерсти.
Фред и Этель заметили троицу на песке внизу. Подбежали к краю внутреннего дворика. Им очень хотелось сбежать по склону к океану, но без разрешения они не решались.
Когда Милли заметила Никки, глаза ее радостно вспыхнули.
— Эми, ты совершенно права. Она — красавица. Иди сюда, сказочное существо. Я — твоя тетя Милли. Все, что они тебе говорили обо мне, — неправда.
Пока Никки и Милли очаровывали друг друга, Эми наблюдала за Барри, который шел по берегу в компании Дейзи и Мортимера.
Наигравшись, собаки зигзагами неспешно трусили по песку, обнюхивая раковины, плавник, мотки водорослей, морских ежей, отшлифованные морем осколки бутылочного стекла, вынесенные на берег последним высоким приливом и дожидающиеся следующего, который смоет их в океан.
Миллионы фрагментов разбитой луны сталкивались друг с другом на гребнях низкого прибоя, а во впадинах возникала серебристая, чуть искаженная сфера, чтобы снова разбиться на фрагменты.
