21 сентября 2011
Музеи захвачены происходящим
Х фестиваль «Современное искусство в традиционном музее» фонда «ПРО АРТЕ» в Петербурге
Современное искусство в Петербурге – изгой. И пока это предубеждение не удалось преодолеть ни Эрмитажу с Русским музеем, планомерно отдающим залы крупным и малым экспозициям, ни галереям, само существование которых вроде бы должно убеждать публику в важности и легитимности этого самого современного искусства. Но нет – и огромные помпезные показы от самого Чарльза Саатчи в Эрмитаже, и постоянно действующий Музей Людвига в Мраморном дворце, и почти обязательные вкрапления «современного» в большие сборные выставки в Русском музее все равно словно прыщ на носу Большого Искусства, которое в общественном сознании только и должно быть допущено в стены этих храмов. Галереи же, наоборот, как бы ни были дороги и рафинированны, погоды на общем фоне не делают – их просто мало и ходят в них одни и те же люди. Ситуацию вроде бы немного изменило появление «фабрик современного искусства» (типа Лофт-проекта «Этажи») и пары больших и чистых частных музеев, но на поверку оказалось, что это прежде всего отличное место для самодельных фотосессий – современное искусство как фон, но не как самодостаточный объект.
«Петербург – город-музей», – дудели и дудят гиды в уши гостей нашего города. И ведь они совершенно правы: более двухсот музеев на далеко уже не пятимиллионный город это, конечно, перебор. Но именно эта сакраментальная формула дала толчок к рождению одного из самых заметных фестивалей Петербурга – фестивалю «Современное искусство в традиционном музее». За десять лет через него прошло пятьдесят пять музеев и сто пятьдесят художников, хоть на месяц, но слившихся в причудливом симбиозе. Идея проекта проста: уговорить «малые» (почти принципиально – нехудожественные) музеи пустить к себе современных художников, а художникам дать возможность обыграть совершенно новое по характеру пространство.
Каких только музеев не откапывал «ПРО АРТЕ» для своего фестиваля: от Музея судебной медицины до Ботанического сада, от ведомственного музея петербургского «Водоканала» до Пулковской обсерватории. Не все проекты были равно хороши, или, что точнее, равно привязаны к данному «традиционному» музею, но общий фон очень сильный: публика узнала о существовании запредельного мира нужных и ненужных вещей, была туда запущена и даже смогла увидеть этот мир глазами освоивших его художников.
В этом году фестивальных выставок одиннадцать. Перед Артиллерийским музеем на газоне рядом с огромными пушками страшно зыркают слепыми бойницами маленькие, но очень грозные деревянные модели Николая Полисского. На ледоколе «Красин» голландец Гвидо ван дер Верве демонстрирует абсолютно психоделическое видео, на котором снят он сам, бредущий по бесконечному льду Финского залива перед рубящим лед в пятнадцати метрах от него ледоколом. В Музее Шаляпина вздыхает, шепчет, бурчит отбывший оттуда в 1922‐м в эмиграцию хозяин – звуковая инсталляция Анатолия Королева. Музей авиационных двигателей ОАО «Климов» огласился «Маленькой авиамоторной серенадой» шведа Матса Линдстрема. В Этнографическом музее индейский видеоэкстаз американца Стивена Дина. В Музее Академии художеств, знаменитом прежде всего своими архитектурными макетами, Ольга и Александр Флоренские выставили свой «Город N», строительным материалом в котором являются старые ведра, рукомойники, бачки, лампы и мясорубки. В Музее гигиены американец Джес Эрон Грин демонстрирует комплекс лечебной физкультуры немецкого доктора Шребера (1855), а группа «Мыло» всеми доступными ей способами изучает историю, понятное дело, мыла. Сад музея Ахматовой в Фонтанном доме превращен воронежским художником Сергеем Баловиным в музей русского пейзажа под открытым небом. А в Музее путешественника Козлова временно прописался китайский фотограф и путешественник Ху Янг. Две выставки носят отчетный характер – в Петропавловке «ПРО АРТЕ» собрал лучшие, на свой взгляд, вещи прошлых лет, а в Музее связи отчитываются ученики одной из художественных программ фонда.
Все это на самом деле очень камерные проекты. И никогда им не сравниться с блокбастерами крупных музеев или биеннале. В творческом соревновании тут выигрывают всегда те, кто потрудился сделать свой проект под конкретный музей (поэтому зачастую звездные имена тех, кто привез уже готовый продукт, здесь не срабатывают). Однако просветительская миссия фестиваля куда важнее внутрицеховых разборок – современное искусство в эти дни проникло туда, где ему как бы и не место. Десять лет такого вот следования «теории малых дел» доказали ее состоятельность – никакая модная «Ночь музеев» не дает столь чистого результата: современное искусство на этом фестивале очищено от тусовки и способно говорить с неподготовленным зрителем. Недаром главными его защитниками на местах оказываются те самые музейные смотрительницы, чей собирательный образ использован на эмблеме фестиваля.
13 октября 2012
Титан зарождения
Выставка Бориса Кошелохова, Новый музей, Санкт-Петербург
Одна из самых профессиональных частных площадок в области работы с современным искусством в Петербурге, Новый музей открыл большую персональную ретроспективу Бориса Кошелохова, подготовленную дружественной музею институцией – галереей Anna Nova. Выставкой главной живой легенды ленинградского андерграунда ставится точка в главном выставочном проекте последних лет: написании истории петербургского неоэкспрессионизма, от арефьевского круга до «Новых художников».
То, что Борису (Бобу) Кошелохову всего 70 лет, почти невероятно. Он так давно, так прочно и так мощно осел в истории петербургского искусства, что цифра 70 000, заявленная в названии выставки – «70 000 лет Бориса Кошелохова», – кажется куда как убедительнее. Его не назовешь старцем и даже могучим стариком, но его отношения со временем, как и времени с ним, не дают никакой зацепки для конкретных цифр. Просто он был тут всегда. Такой, каким остался на фотографиях 1970‐х, и такой, каким сегодня его можно встретить на его вернисажах или во дворах Пушкинской, 10. Длинные волосы, борода, жилетка, черные одежды, гулкий голос, невероятно для сонного, медлительного Питера пронзительные и живые глаза. Он стал гуру меньше чем через год после того, как сам начал заниматься искусством. И с этого пьедестала никто никогда сдвинуть его и не пытался.
Его биография словно специально написана, чтобы совпасть с каноном: сирота, детдомовец, до седьмого класса предпочитавший бегать по своему собственному золотому кольцу вокруг родного южноуральского Златоуста, приехал в Ленинград учиться медицине. Продержался два курса: изучение Кьеркегора, Ясперса, Гуссерля, Хайдеггера, Сартра и Камю вылилось в отчисление за увлечение буржуазной философией. Истово поверивший в экзистенциализм, свою судьбу он выстроил в точности с заветами прочитанных книг: «Ваша свобода родилась раньше вас». Его свобода родилась 2 ноября 1975 года, в день, когда его друг художник Валерий Клеверов (Клевер) сообщил ему, что тот тоже художник. Сам Кошелохов теперь кокетничает и говорит, что это была лишь шутка, способ хоть как-то отплатить за то, что Боб на целый год превратил свою 27‐метровую комнату в коммуналке в галерею по продаже картин Клевера, чтобы тот смог купить семье квартиру. Шутка не шутка, но идея запала в душу: художник – это тот, кто видит. Художником может (при большом желании) стать каждый. Не нужны даже краски – первые работы Кошелохова были состряпаны из объектов, найденных на помойках. Но когда дело дошло до красок, стало понятно: он действительно художник и остановить эту стихию вряд ли кому-то будет под силу.
