Настоящий юбилейный ажиотаж выпал на конец года. Выставки открывались почти каждый день. Музей представлял новые залы, новые приобретения, новейшие достижения музейной реставрации, шли бесконечные церемонии, банкеты, конференции, для народа было устроено световое шоу на Дворцовой площади. Вот только набор выставок был странный, он что-то явно говорил своему зрителю. И, похоже, говорил он то, что музей готов теперь много и долго работать со зрителем новым (для них и дадаисты с сюрреалистами из Иерусалима приехали, для них и роскошный Фрэнсис Бэкон из Лондона, для них даже великий Билл Виола промелькнул, легитимировав то, что в Эрмитаже параллельно выдавали за видео-арт на отдельной выставке). А вот для зрителя старого, классических художественных вкусов и ожиданий, музей не сделал на свой юбилей почти ничего. Самым большим подарком стала действительно роскошная выставка придворного костюма, а вот старой и великой живописи в этом году в Эрмитаж не привозили. Петербуржцы, обзавидовавшиеся москвичам с их юбилеем ГМИИ с Караваджо, Лоренцо Лотто и прочими радостями для глаз, не получили от своего музея ничего даже близко схожего. Обиделись? Да. Их Эрмитаж от них отвернулся.
Про что же готов сегодня говорить Эрмитаж? Про новое искусство – правда, лучше, если оно уже классическое новое, да еще отлично, если автор очень стар или уже умер, так безопаснее. Про свой музей – все его деяния, по мнению эрмитажного руководства, велики по определению, потому как велик сам музей. Про имперское и военное прошлое страны и музея – тут поле для игр необозримо вплоть до отмечания таких дат, как «Церемония изгнания неприятеля 25 декабря» (не подумайте, тут нет никакого экзорцизма, цитирую тему письма с официальным приглашением на сие действо, посвященное годовщине изгнания неприятеля из пределов России 1812 года). Про что не готов говорить Эрмитаж? Про то, что главным богатством любого музея является не только его коллекция, но и люди – с их идеями и способностями с этой коллекцией работать. Про то, что выставка – это не только показ вещей, но и оригинальная концепция, способная оживить даже самые забытые в фондах предметы. Про то, что своих зрителей нужно уважать и, показывая им то, что они хотели бы увидеть, нужно говорить с ними не как с детьми малыми, а рассказывая то, что в современной исторической науке считается за норму, – а именно не чувства и эмоции куратора, а факты, гипотезы, сравнения и недавние открытия.
Наше государство не уважает ученых и интеллектуальный труд, но почему-то и самый большой отечественный музей отказывается именно от этого пути развития. Самую лучшую свою выставку два эрмитажных куратора сделали под эгидой РОСИЗО в Риме. Самый лучший эрмитажный каталог юбилейного года был на самую вроде бы скучную тему – про ливреи, но там работа куратора была выше всяких похвал. Самую умную выставку юбилейного года сделал один из главных архитектурных теоретиков Рем Колхас, который из пустых старых витрин создал блистательный рассказ о музее как о хранилище исторической памяти. Юбилейный год не принес больших подарков посетителям музея, но очень многое сказал об Эрмитаже городу и миру. Этот портрет похож на портрет всей страны – вредные старые привычки, гордость за имперское прошлое, предельная вертикализация власти, болезненная реакция на любую критику, надменность, методика движения в ритме один шаг вперед, три назад. Но нынче кризис на дворе. Хороший повод для приобретения новых навыков выживания. Директор ГМИИ Марина Лошак уже высказала предположение, что выживать надо будет, делая ставку на оригинальные идеи, а не на дорогие выставки. Ход за Эрмитажем.
14 марта 1995
Русский музей первым в России подключился к империи музеев Людвига
Открылась постоянная экспозиция «Музей Людвига в Русском музее», ГРМ
На сегодня это несколько залов, в которых выставлен дар знаменитого немецкого коллекционера Петера Людвига – тридцать три работы русских и западных художников второй половины ХX века. Зрителя, пришедшего в Мраморный дворец, ждет встреча с нашим собственным представлением о том, каким должен быть музей современного искусства в миниатюре. В нескольких залах расположена вся (или почти вся) история послевоенного искусства. Уже в первом из них не привыкший к таким высотам провинциал видит работы Уорхола, Джонса, Сегала, Вессельмана, Лихтенстайна, Пистолетто. Экспозиция представляет собой не слишком длинное и не слишком разнообразное, но увлекательное и поучительное путешествие по стилям (поп-арт, гиперреализм, неоэкспрессионизм, концептуализм…), видам, жанрам и технологиям искусства. Большое место уделено русским художникам 1960–1990‐х. И все же зрителя не покидает чувство неудовлетворенности: всего этого мало для музея и абсолютно недостаточно для голодного русского любителя искусства.
Создание Музея Людвига в Петербурге имеет и культурно-политическое значение, причем переоценить его трудно. Сотрудничество с одним из крупнейших в мире коллекционеров делает реальными самые невероятные проекты. Если в Петербурге создается Музей Людвига, то он автоматически причисляется к мощнейшей империи подобных музеев во многих странах Европы. Возможность приглашать выставки из знаменитых собраний Людвига в Кельне или Аахене, вызывать оттуда для временных экспозиций отдельные произведения – чем не счастье для такого не самого богатого музея, как Русский. В этом отношении он может считать себя выигравшим негласный спор с ГМИИ в Москве, переговоры с которым Людвиг вел на протяжении десяти лет.
Однако проект неожиданно оказался связан с массой болезненных вопросов как политического, так и морального свойства. Русский музей, сам того не желая, был задет волной, поднявшейся после открытия злополучной выставки трофейных шедевров в ГМИИ. Открытие Музея Людвига, совпав по времени с пиком критических высказываний в прессе по поводу позиции России в деле реституции, оказалось под угрозой срыва. Заместитель директора ГРМ Евгения Петрова рассказала корреспонденту «Ъ», что на Петера Людвига оказывалось сильное давление, так как факт столь щедрого дара России со стороны немецкого гражданина в сложившейся ситуации расценивался многими как несвоевременный.
В довольно политизированной атмосфере прошла и пресс-конференция в Петербурге. Присутствовавшие официальные лица призваны были олицетворять государственное покровительство (заместитель министра культуры России Михаил Швыдкой), муниципальные интересы (мэр Петербурга Анатолий Собчак) и добрую волю германских властей (представители генерального консульства ФРГ и обер-бургомистр Кельна Норберт Бюргер). В своей речи Петер Людвиг сослался на мнение Гельмута Коля, который ставит дружбу конкретных людей выше межгосударственных споров. Вслед за ним практически все выступавшие пытались перевести уровень обсуждаемой проблемы с государственных на человеческие взаимоотношения.
Проблемы, связанные с перемещенными культурными ценностями, не единственное, что омрачает союз Русского музея и Петера Людвига. Многие наблюдатели отмечают тот факт, что руководство музея чего-то не договаривает. Не вполне согласуются между собой имя музея – «Музей Людвига в Русском музее» – и его статус одного из отделов ГРМ. На сегодняшний день не определены границы его мобильности. Эти вопросы не праздные – они касаются практического функционирования нового музея, который, номинально являясь государством в государстве, музеем еще не стал. От того, как поведет себя руководство ГРМ в альянсе с г-ном Людвигом, зависит, будут ли уравновешены в будущем громкое имя и не слишком еще соответствующее ему наполнение. Однако уже сегодня многие критики возлагают на дар Петера Людвига большие надежды, видя в нем основу будущего Музея современного искусства. До сегодняшнего дня ни одно частное или государственное собрание в России не могло похвастаться и половиной тех имен, которые представлены в коллекции Людвига.
