К концу нашей встречи в моем блокноте были записаны базовые принципы протокола, и я впервые с оптимизмом подумала, что, возможно, в будущем мой мозг заработает. Доктор Бредесен посоветовал мне следовать протоколу под медицинским наблюдением. Это оказалось проблемой. Врачи, особенно неврологи, относились к этому скептически. Обычно их подход к лечению нарушений памяти сводился к выписыванию фармацевтических препаратов, хотя они знали, что эти лекарства не дадут ничего, кроме кратковременного улучшения в каких-то случаях, и во многих вызовут серьезные побочные эффекты. У моей матери арисепт, похоже, привел к ухудшению состояния, а побочное действие было сильным. Я не хотела принимать такие препараты. Более того, к пациентам, отказывающимся пить лекарства и интересующимся альтернативными методиками, доктора часто относятся пренебрежительно, а иной раз и грубо. К счастью, я нашла семейного доктора, который не возражал попробовать протокол. Она также согласилась назначить лабораторные анализы, рекомендованные доктором Бредесеном для отслеживания моего прогресса. Я все время была на связи с доктором Бредесеном. Мы корректировали протокол, когда те или иные пищевые добавки приводили к нежелательным реакциям. Мне делали сканирование радужной оболочки глаза, чтобы определить уровень скопления амилоидных бляшек в мозге. Я сообщала доктору Бредесену, когда определенные виды деятельности, например упражнения и йога, приводили к особенно хорошей сосредоточенности.
Вот еще одна запись в дневнике, сделанная в «темные дни», когда я еще не начала протокол.
Я больше не помню цифры: ни свой номер телефона, ни номер дома, ни дни рождения членов семьи; я часто забываю, какой сейчас год. Мне кажется, что я застряла где-то в конце 1990-х. Вчера я решила, что сейчас 1978 год. Счета остаются неоплаченными, даже когда у меня есть деньги в банке. Моя кредитная история испорчена. Коммунальные службы угрожают прекратить предоставлять мне услуги. Я принимаю глупые решения, неразумно тратя день на ненужные вещи. Поехав ночью на машине, я потерялась. Я забываю имена домашних питомцев. Я ищу выключатель на той стене, где его нет! Я забыла имена внуков. Перед тем, когда они должны прийти ко мне, я подолгу смотрю на их фотографии на холодильнике и повторяю их имена и возраст, чтобы вспомнить, как только они придут. И даже это не помогает. Мой младший внук подбегает ко мне, широко расставив ручки. Я обнимаю его и, к своему ужасу, называю его именем его старшего брата. Я с трудом подбираю слова. Заменяю их более легкими. Я не могу написать слово всего из четырех букв! Я не могу нормально говорить. Я использую не те слова, произнося неправильное, но сходно звучащее слово. Я ношу в сумочке маленький словарик. Мне приходится искать простые, знакомые слова. Я теряюсь, когда еду в знакомые места и часами ищу свою припаркованную машину. Все это ужасно пугает меня.
Вниз, в кроличью нору
Два поразительных события встряхнули меня, показав, что я больше не могу заниматься бизнесом. Я летела в трансконтинентальном самолете. Как обычно, устав, я быстро заснула, но, проснувшись, я не могла вспомнить, зачем лечу в Даллас и кто меня должен встречать. Чем больше я напрягала мозг, стараясь вспомнить, тем больше я огорчалась. Я лихорадочно начала рыться в чемоданчике, чтобы найти разгадку, но там ничего не оказалось. Когда самолет сел, я купила билет домой на ближайший рейс. Через несколько недель после этого случая я находилась в офисе клиента и рассказывала группе о результатах недавней международной оценки. В середине презентации я поняла, что у меня совершенно пусто в голове. Я замерла и не могла вспомнить, о чем говорить дальше. Члены группы вежливо постукивали ручками по столу, и мне это показалось вечностью. Одна женщина попыталась оживить мою память, восстанавливая ход дискуссии. Я омертвела. Я слышала, как кровь громко стучит у меня в голове. Я не могла дышать. Я выскочила из комнаты.
В течение короткого времени я утратила способность понимать технические отчеты, не говоря уже о том, что не могла сама их написать. А ведь я имела репутацию человека, умеющего анализировать и делать работу отлично. Дальше были газеты. Я обнаружила, что перечитываю одни и те же предложения, потому что не понимаю значения того, что только что прочитала. У меня началась глубокая депрессия. Стало ясно, что я уже ни в чем не являюсь экспертом. Я прекратила работать. И я больше не могла читать книги!
С детства я была страстным и быстрым читателем. Я обожала книги. Когда я росла, чтение являлось для меня спасением. Я могла убежать от своей безумной семьи и нашего нищенского существования в фантастические места. Я говорю об этом, потому что это важная часть моей личности, человека, в которого я превратилась, когда выросла. Я имела решительный настрой улучшить свою жизнь, вырваться из бедности и оскорблений. Я знала, что образование – верный путь для меня. Я работала на двух работах после школы, потому что хотела накопить деньги. Окончив среднюю школу, я купила билет в Нью-Йорк в один конец и осуществила то, о чем мечтала с тринадцати лет.
Мне едва стукнуло семнадцать, у меня шестьдесят долларов, четыре платья, сшитых матерью, и страстное желание покорить Большое Яблоко! Я нашла работу и записалась на вечерние занятия в Нью-Йоркском университете. В выходные я посещала музеи, ходила на концерты и старалась вобрать в себя как можно больше культуры, пытаясь восполнить нехватку искусства и музыки в детстве. Я добивалась успеха во всех своих начинаниях и вела насыщенную жизнь. Я научилась летать и оказывала услуги по аэрофотографии в дополнение к своим другим занятиям. Я мало спала и могла вообще обходиться без сна. Я заплатила за это годы спустя, когда начались проблемы с мозгом.
Туман в голове у меня появился ближе к пятидесяти, когда я переживала перименопаузу. У меня начались эмоциональные перепады. Несмотря на финансово успешную жизнь, брак, ребенка, прибыльный бизнес, я не могла замедлить темп и избежать стрессов. Туман в голове был не всегда. Он приходил и уходил, и чаще он окутывал меня, когда я уставала, мало спала или находилась в состоянии сильного напряжения. Я вернулась в университет, чтобы получить степень магистра, и при этом работала полный день. Позже я трудилась над получением степени доктора. Жизнь менялась, последовал мирный развод – и вот с двумя научными степенями я начала работать за границей.
Я независима, трудоголик и пытаюсь решить проблемы беднейших людей планеты, работая в самых опасных странах мира. Я востребованный специалист. Я стала профессионалом в своей области. Живя и работая в трудных и стрессовых условиях, я хвасталась тем, что мне не нужен сон – 3–4 часа вполне хватало. Я часто не спала всю ночь, чтобы успеть выполнить работу к сроку. Я ела удобную, а не здоровую пищу. Я боролась с серьезными паразитарными заражениями и тропическими болезнями, применяя сильные медицинские препараты, в том числе и антибиотики. За границей я часто жила в сырых зданиях, покрытых плесенью. Я не знала в то время, как это опасно для мозга, или, что, как я обнаружила впоследствии, я находилась среди тех 24 % населения с генетическим составом, который не дает возможности перерабатывать токсины плесени. Негативные эффекты накапливались.
Я осознала воздействие плесени на меня после случая в Афганистане. Я остановилась в старом доме, где никто не жил в течение многих военных лет. В поисках заварочного чайника я заглянула в кухонный буфет. Я толкнула дверцу – она распахнулась. Резкий запах был таким сильным, что я в буквальном смысле слова захлопнула ее, стараясь сдерживать дыхание. Плотный слой черной плесени покрывал все внутренности буфета. Реакция на плесень была ужасной. Чувствительность к ней с каждым разом становилась все сильнее. Я уверена, что плесень оказала большое влияние на потерю памяти. Благодаря отличной работе доктора Ричи Шумахера [автора книги «Пережившие плесень» (Surviving Mold)] я сумела очиститься от плесени. Доктор Бредесен определял воздействие всех токсичных элементов, включая плесень, с помощью своей ингаляционной типологии, так как считал это фактором Альцгеймера. У меня была комбинация идентифицированных им типов.
