– Мы не нашли…
– Во-вторых, мы оба знаем, что Ланин психанул с передислокацией не напрасно. В Комитете сидит шпион наших европейских «коллег», который до сих пор не определён. Я хочу с помощью этой машинки вычислить «крота», не прибегая к помощи слиперов.
– Ты им не доверяешь?
– Не то слово, доверяю, но предпочитаю перестраховаться.
– И как ты собираешься пустить в ход зомбер?
– Есть кое-какие соображения. И, наконец, в-третьих, имеет смысл отдать зомбер в одну из лабораторий оборонщиков на предмет его тщательного обследования. Это надо сделать как можно быстрее.
Козодоев начал злиться.
– Не уверен, что спецы оборонщиков лучше моих. Ни вивисекторы Курчинского, ни мои эксперты каких-то секреток не обнаружили.
– Нынче даже дроны стали создавать из ансамблей молекул, так что впихнуть закладку можно в любой компьютер и в любой предмет, даже размером с глаз комара.
Козодоев заставил себя успокоиться, задумчиво понаблюдал за мигающим индикатором на торце «фена».
– Чёрт его знает, может, ты и прав, забирай. Но сомнений моих ты не развеял.
Через полчаса гость откланялся, Козодоев проводил его до машины: глава КЗО ездил на обычной «Шкода Октавиа» белого цвета и никогда не брал с собой охрану. Вот и сейчас он приехал один.
– Так нельзя, – покачал головой Козодоев. – Не куриные окорочка везёшь. Возьми пару моих ребят.
– У меня вместо куриных окорочков красные корочки, – пошутил Михаил Модестович. Будучи депутатом Госдумы, он имел в виду депутатский мандат, подкреплённый удостоверением особых полномочий, дающих ему право проезда на секретные территории.
– Это не гарантия даже от нападения обыкновенных отморозков, не говоря уже о бойцах ЧВК.
Мараев досадливо сморщился.
– Хорошо, давай одного.
Козодоев ушёл в дом, вызвал начальника личной охраны майора Петухова, сказал:
– Поедешь с Михаилом Модестовичем. И пусть за вами в отдалении следует наш джипчик с парнями.
– Есть! – кинул к берету два пальца рослый тридцатилетний крепыш, которому Иван Егорович доверял почти как себе самому.
Козодоев вернулся к машине гостя с телохранителем.
– Это Вадим, мой боец. Можешь на него положиться. И вот ещё что: пусть он ведёт машину.
– Это ещё зачем?
Козодоев отвёл главу КЗО в сторонку, шепнул на ухо:
– У меня предчувствие, веришь? Не расстраивай отца двух детей. Довезёшь зомбер до своих знакомцев в лаборатории или куда ты там собрался ехать, и позвони.
Мараев молча сунул Ивану Егоровичу руку и сел на заднее сиденье «шкоды». Машина уехала.
Проводив её глазами, Иван Егорович дождался выезда кроссовера «Туарег» с командой охраны и ушёл в дом.
* * *
Выехали на МКАД, и Мараев позвонил генералу Рыбину, начальнику Управления медицинских исследований Министерства обороны России. Сорокавосьмилетний Алексей Петрович Рыбин был не просто приятелем главы КЗО, но и его двоюродным братом, и не раз помогал Михаилу Модестовичу на его поприще главы Комитета то советом, то связями, то транспортом или специалистами. И на сей раз, услышав голос родственника, круглолицый здоровяк с обветренным лицом военнослужащего в морозно-ветреной Арктике мгновенно понял просьбу Мараева и предложил поддержку.
– Еду к тебе, – согласился Михаил Модестович. – Ты дома или дежуришь?
– Бог миловал, – с улыбкой ответил Рыбин. – В кои-то годы в эту субботу меня отпустили порыбачить. Не хочешь присоединиться?
– Я не рыбак, – отказался Мараев. – Если ты занят, могу подъехать в понедельник.
– Нет-нет, давай сегодня, я ещё дома, жду сына, мы с ним собирались на рыбалку. Подъезжай на шестую, я буду там минут через сорок.
– Я тебе всю субботу испорчу, – огорчился Мараев.
– Как раз не испортишь, мы рыбачим в плавнях возле шестой.
– А-а, ладно, уговорил.
Под шестой имелась в виду секретная лаборатория Министерства обороны, занимавшаяся психотроникой, и располагалась она в Дегунино, на берегу озера. От дачи Козодоева её отделяло километров пятьдесят, что соответствовало примерно часу времени.
– Я знаю этот адрес, – сказал Вадим, севший за руль машины. – Приедем минут через сорок пять.
– Спасибо, – буркнул Мараев, всё ещё переживая по поводу уступки Козодоеву.
Подумав, он решил ещё раз взглянуть на зомбер и открыл дипломат, мигнувший на этот раз двумя красными вспышками.
Что случилось потом, он так и не понял.
Показалось, голову пронзила эфемерная пена сродни пивной или, скорее, струе газа в шампанском. Пена очистила голову от мыслей и ощущений, и на Михаила Модестовича опустилась безмерная тишина, длившаяся несколько мгновений.
Затем сквозь голову рванула туманная струя из сотен человеческих шепотков, возгласов и бормотаний, пробивающих сознание как гвоздь – арбуз. Остановил этот поток голос водителя:
– Михаил Модестович, что с вами?
Мараев очнулся.
Машина стояла у обочины дороги.
Через полуоткрытое окошко в кабину вливалась струя свежего воздуха, облегчая дыхание.
Открытый дипломат на коленях показался глыбой льда, помаргивающей фиолетовым глазком.
– Что с вами? – повторил оглянувшийся водитель. – Вам плохо?
– Н-нет, – выговорил Мараев. – Задумался.
– Если что-то нужно купить, скажите, заедем.
– Ничего не надо, спасибо, следуйте по адресу.
«Шкода» двинулась дальше.
Мараев оценивающе оглядел внутренности дипломата, и ему вдруг померещилось, что зомбер подмигивает ему совсем по-человечески. Так мог подмигивать человек, понимающий состояние спутника.
Руки задрожали.
Мараев взялся за крышку чемоданчика, но в голове с отчётливым хрустом «сломался сосновый сучок», и страх прошёл. На душе полегчало, пришло ощущение правильности происходящего. В голове снова поползли далёкие человеческие шёпоты, и хотя он ничего из их переклички не понял, появилась уверенность, что всё идёт по плану.
– Притормози, – велел он водителю.
Вадим послушно снизил скорость.
– Едем в Тарасовку.
– Я знаю две Тарасовки.
– По Ярославскому шоссе.
– Что случилось?
Захотелось ответить: не твоё дело! Но Мараев сдержал себя.
– На четырнадцать ноль-ноль я наметил совещание своего кабинета, но могу не успеть. Пока мы доедем до Дегунино, пока решим проблему, а потом поедем обратно, пройдёт часа три, не меньше.
