Отец неуверенно улыбнулся.
– Ну… я живой человек…
Нестор засмеялся, обнял его, поспешил в ванную.
Старшему Безоружному исполнилось всего лишь шестьдесят, и мужчина он был хоть куда.
Гость умылся и, чувствуя себя посвежевшим, прошёл в гостиную, где на стене висел работающий китайский «Яйцюань» с двухметровым экраном.
– Что смотрели?
– Да так, ерунду всякую, про новые запреты Минкульта. Ужинать будешь?
– Если только что-нибудь лёгкое, плюс кофе.
– Лёгкое – это каша.
– Давай, – согласился Нестор.
– Овсянку любишь?
– А то!
Отец ушёл на кухню, а Нестор пощёлкал пультом, вернулся на канал «Культура».
Шло заседание Общественного совета при министре культуры России, где действительно говорили о новых веяниях в «демократизации культурных проектов» в стране, по большей части запретительного характера. Обсуждались тот или иной информационный ресурс и меры по его «реформированию» в соответствии с «общемировыми практиками».
Под этим понимались выставки нетрадиционных видов искусств типа «живых трупов», свободная продажа книг для детей в контексте таких «шедевров» как «Приключения соплей», «Привет, месячные» и «Гендерный выбор для пятилетних». А также непременное участие в российских фильмах актёров нетрадиционных ориентаций и другого цвета кожи. И впихивали этот «невпихаемый» в России контент не только «эффективные менеджеры» и продюсеры, но и деятели культуры, актёры и художники, ориентирующиеся на западные «культурные ценности».
Если в Европе и других странах мира эти «ценности» продавливались легко, стоило только за дело взяться британским или американским идеологам и СМИ, то в Россию западные веяния приходили с опозданием на десять лет. Но всё же приходили и в конце концов становились обязательными к выполнению. А сторонникам «прекрасного нового мира» было где порезвиться.
К примеру, больше всего споров вызвало предложение одного из «креативных» депутатов Госдумы запретить к показу фильм «Москва слезам не верит», который по мысли автора являлся просто «верхом оскорбления святого феминизма».
– Что мы видим в фильме? – вопрошал прыщеватый молодой человек по фамилии Улицкий, с причёской «голубь» и тату на висках. – Сильная женщина строит карьеру с нуля и вдруг начинает испытывать тоску по мужскому плечу, хотя его обладатель – жуткий гомофоб, считающий, что мужчина должен зарабатывать больше женщины! Это недопустимо!
Парню ответили резко, но защитников у него было немало, что удивило Нестора, считавшего, что надо быть либо идиотом, либо провокатором, чтобы защищать такие инициативы.
Попал под раздачу и фильм «Служебный роман» – как «гимн типичного харассмента»! А фильм «Брат» – «гимн политнекорректности» – вообще предложили уничтожить.
Потом зашла речь об изъятии из оборота книг по примеру США, где из библиотек вычистили сочинения Марка Твена и О.Генри с его «Вождём краснокожих». В России под цензуру новой этики попали «токсичные» книги о самопожертвовании, национальной идентичности и патриотизме, такие как гайдаровский «Тимур и его команда», «Как закалялась сталь» Островского, исторические романы Иванова «Русь великая» и «Русь изначальная», романы про «оккупанта» Ермака, а также романы и повести Бондарева, Васильева, Томана и Быкова о Великой Отечественной войне. Кстати, предлагалось и эту войну переименовать в Великую Западно-Американскую освободительную.
Когда отец пригласил сына на кухню, Нестор смеялся.
– Ты чего? – удивился Евлампий Калистратович.
– Придрались даже к Восьмому марта и подаркам к празднику женщинам, представляешь? Женщины везде приравнены к мужчинам, а тут намекается, понимаешь, что они какие-то особенные.
Евлампий Калистратович улыбнулся.
– Наши радетели за культуру скоро и Оруэлла поместят в список запрещённой литературы за его «1984». Как тебе нравится новый министр культуры?
– Да никак, – сказал Нестор. – Я его лишь дважды по ТиВи видел, не говорит, а жуёт слова, и речь обтекаемая и ни о чём, один пафос. Ты лучше расскажи, как у тебя дела. Твой доброжелатель отозвал свой донос?
– Он-то отозвал и даже каяться приходил, но следователь уже запустил машинерию, и судья прислал повестку в суд.
– Ну и уроды! – только и произнёс изумлённый молодой человек. – Когда суд?
– Завтра.
– Так я, значит, вовремя приехал?
– Может быть, не надо тебе вмешиваться? – неуверенно сказал Евлампий Калистратович.
– Ещё как надо! Не волнуйся, я не собираюсь с кем-то ругаться, а тем более бить морду. Все эти люди, точнее, нелюди, сами прекратят неправедное расследование.
– Почему ты так уверен?
– Потому что я умею читать чужие мысли, – шутливо проговорил Нестор, хотя говорил чистую правду.
– И у меня читаешь? – прищурился Безоружный-старший.
Нестор приобнял отца.
– Нет, конечно, ты ж мой родитель, хотя и ушёл от мамы, за что я тебя когда-то сильно невзлюбил.
– Что ж сейчас? Полюбил, что ли? За что?
– Жизнь штука сложная, – философски заметил Нестор. – Иногда преподносит такие сюрпризы!
– Да ну?
В возгласе отца прозвучало столько иронии, что Нестор смутился.
– Прости за выспренность. Иногда хочется казаться умнее, чем есть на самом деле. Я познакомился с Жанной…
– Красивое имя. Кто это?
– Вместе работаем, – ответил Нестор тоном, каким отец сам объяснил ему, кто такая Катя. – Она старше меня на десять лет, и это заставляет напрягать извилины. Вот я и философствую.
– На десять лет старше?
– А что тут такого? – нахмурился Нестор.
– Да ничего, просто нестандартно как-то.
– Она вся нестандартная. – Молодой человек не удержался от ухмылки. – И красивая до умопомрачения.
– Ну-ну, не помрачайся. Чем же вы занимаетесь с ней на вашей работе?
Нестор поискал удобоваримое объяснение.
– Корректируем поведение чиновников на высоких постах, творящих безобразия.
– Как это – корректируете?
Нестор посмотрел в глаза Евлампия Калистратовича.
– Пап, лучше тебе не знать нюансы. Существуют определённые методы воздействия на психику людей…
– НЛП?
– Типа того. Ты уже мог убедиться на опыте доносчика, что методы эти работают.
– Так ты гипнотизёр?
– Считай, что гипнотизёр. – Нестор рассмеялся. – Как модно нынче говорить – магический оператор. Только не делись ни с кем этой информацией.
– За кого ты меня принимаешь? Ну а в перерывах между этими вашими воздействиями чем занимаешься?
