– Ярик, аушеньки? – раздалось у меня в ухе, а кельтский амулет резко нагрелся.
– Фима, чтоб тебя… – почти беззвучно прошептал я. – Видишь, что у нас тут творится?
– Ярик, сударь мой… я в… невменям-с… но!.. тсс, типа щас…
Похоже, он накидался раньше, чем мы тут закончили. Дальше ждать помощи со стороны Тосно было уже бессмысленно.
– Ты приняла взвешенное решение, девочка?
– Да.
– Ты остаёшься с нами.
– Нет, – чуточку удивилась она. – Мне же можно уйти, если Ярослав не против?
– Он не против! – опережая Хранителей, выкрикнул я.
В ту же секунду Нонна повисла у меня на шее, болтая ножками и счастливо визжа во весь голос от избытка чувств. Особняк братьев Брусницыных вздрогнул от крыши до фундамента, надо ли говорить, чем это закончилось…
Глава двадцатая
В написании стихов на салфетках есть свой смысл.
Не то чтобы кайф, скорее уж некая обречённость.
Ты ловишь на пенке арабики какую-то новую мысль,
А слова обретают изысканную утончённость…
Как я сам не оглох, ума не приложу! Наверное, чудом. Потому что стены повело, паркетные полы встали дыбом, почти все, кто был в зале, рухнули на колени, старицы дружно подавились дежурными молитвами, двух рыцарей постройнее впечатало в потолок, гусары заплакали в обнимку, а Невесточка, вырвавшись на свободу, с чисто кавказской грацией, щучкой выпрыгнула в окно. Только под белым подолом на миг запретно сверкнули почти до колена стройные изящные ножки. То есть они всё-таки у неё были!
В погоню никто не кинулся, даже бронзовый шотландец просто развёл руками и, опустив лысую голову, заткнул уши. Хранителей, кажется, вообще скрутило в тройную спираль. Не знаю, мне было плохо видно.
Когда милая девушка выдохлась и спрыгнула с меня на пол, стену за нашей спиной разнесло в щебень! Каким только чудом самих нас не задело? Это ещё один вопрос к нашим ангелам-хранителям, видимо, они сегодня трудились по стахановским нормам. Как говорится, респект и уважуха, парни…
Теперь перед нами зияла здоровущая дыра, хотя даже не представляю себе, что могло разнести стену в четыре дореволюционных кирпича? Не визг милой блондинки, это точно. А что же? Новейшей версией гиперзвукового оружия точечно шарахнули? Или чем мы там ещё в Сирии развлекались, помогая и демонстрируя через Каспий по параболе куче террористов гнев Аллаха прямо на чалму?!
Однако, высунувшись на улицу, мы увидели не ракетную установку, а гигантского зелёного коня липицианской породы, с медвежьей шкурой вместо седла. Не узнать этого зверя было просто невозможно…
– Фима, ты окончательно синьки перебрал? – сипло выдохнул я, пока ошалевшая от счастья Нонна кинулась гладить лошадку. – Это же…
– Ярик, чё ты… ик!.. цепляешься? Будь проще-с!
– Охренеть, это конь Медного всадника!
– Я тя умоляю, транспорт есть транспорт, залезай, и валите-с оттуда!
– Ты понимаешь, что украл коня Петра Первого?! Где сам царь?
– Петруша? А он сидит-с в тунике на Гром-камне и… ма-те-рит-ся-а… ик! Коня верните-с побытсрее… тьфу, по-бы-стр-р-р… рейки, рейки, река, рожь, ржу, рже-е!.. Тьфу, ну ты меня понял…
От ты ж чоткий Сотона, что эта пьянь безбожная творит и, главное, КАК у него такое получается?! Вот почему у ведущих, признанных питерских магов нет, а у этого задохлика со скульптурного отделения Академии художеств буквально на раз, по щелчку пальцев и движению бровей! Загадки во тьме, магия такое любит…
Я подскочил к Нонне, восторженно наглаживающей зелёные ноздри коня, подкинул её в седло и кое-как вскарабкался следом. Посох был со мной, но картину с Бафомётом пришлось оставить. Потом заберу, при случае. Вряд ли она кому-то там всерьёз понадобится.
Из пролома осторожно высунулись Хранители, могучий жеребец царя Петра, грозно фыркнув, притопнул копытом, и они мгновенно ретировались. Адрес называть не пришлось, благородное животное по привычке встало на дыбы, а потом в пять или шесть прыжков доставило нас на Банковую.
Спрашивать, как у него это получилось, было даже неудобно. Всё-таки царский конь, сколько лет он стоит в Питере, всякого насмотрелся, наверняка и не на такое способен.
Белая лошадь с барельефа издала зазывающее ржание, но я умоляюще поднял руки:
– Пожалуйста, не надо! Пусть идёт. Его ждёт хозяин и туристы.
– Это тот самый конь Медного всадника? – вдруг опомнилась Нонна, проявив неожиданные познания в литературе.
– На самом деле он бронзовый. А бронза это сплав меди и олова, поэтому, естественно, зеленеет. Остальное Александр Сергеевич Пушкин добавил от себя.
Я, оперевшись на посох, спрыгнул вниз, чудом не вывихнув колено, и поймал весело скатившуюся девушку. Липицианский жеребец тряхнул гривой на прощанье, неожиданно ловко отвесил ей галантный, низкий поклон (в австрийской школе такому учат!) и взмыл в темнеющее до ультрамарина небо, оттолкнувшись от брусчатки мощным толчком задних ног.
Очень надеюсь, что мы уложились вовремя и от Петра Великого не достанется ни нам, ни Фиме Синему. Хотя как знать, при жизни государь был злопамятен и скор на расправу.
Идёт, бывало, по стройке набережной, ему мужик кланяется, а он ему палкой по хребту:
– Нашёл время шапку ломать, работать надо!
Другой мужик, видя это, глаз не поднимает, машет лопатой. Царь идёт мимо и тому поперёк спины – шарах!
– Как смеешь царю не кланяться, а?!
В общем, его было лучше не провоцировать, он и сам с этой задачей преотличнейше справлялся. Фамильяр вынырнул из кармана моего пиджака, в который до сих пор уютно куталась Нонна, и, мурлыча, закрутился у её ног. Они даже успели переброситься парой фраз типа:
– Ох, котик, как же я скучала-а! Хотела всё начать сначала – дом, утро, кофе с круассаном… Прости за то, что мыла в ванной!
– Ах, мышка, что же с нами сталось? Не извиняйся, ты старалась. Я всё давно простил, подружка, но просто почеши за ушком…
Сценка практически идиллическая, но именно в тот момент, когда Нонна начала гладить котодемона, тот вдруг выгнул спину, зашипел и, оскалив клыки, плотным комом тьмы бросился под арку в парадную. И уж поверьте, ласковая рука девушки не была тому виной – Фамильяр что-то почуял и первым кинулся наверх, на защиту нашего дома!
«Да нет, – попробовал успокоить я сам себя, – никаких незваных гостей там быть не может. Защитные заклинания у меня всегда получались на высоте, даже Хранители без спросу не пройдут. А тот же Гэндальф Серый если и решил пересидеть у меня, то дальше коврика перед дверью на площадке и носа не сунет. Всё-таки питерское воспитание, вежливость и тактичность превыше всего, такое и после смерти не пропьёшь».
