Бои на этом участке фронта мало отличались от боев в Восточной Пруссии: встречные, на неподготовленных для обороны позициях. Именно поэтому командующий и перебросил нас сюда, чтобы отучить австрияк передвигаться колоннами в светлое и темное время суток. Задача нам поставлена достаточно широкая: сковать своими действиями любые маневры австро-венгерской армии. Следом за нами следует новенький снаряжательный поезд, в котором собираются наши новейшие подарки для императора Франца-Иосифа. В первый день все изучали карты и аэрофотоснимки участка фронта, а техники собирали наших «боевых коней». В Городце осталось три эскадрильи, одна из них была бомбардировочной. Остальные разъехались по другим площадкам. Утром, после сдачи зачета, вылетели на облет района, чем очень обеспокоили командование третьей армии. До этого самолеты строем они никогда не видели. Линию фронта мы не пересекали, кружились над нашими позициями, тем не менее мне и подполковнику Модраху досталось по одному «австрийцу». Сергей Карлович сбил «голубя» Таубе, мне же попался «Фоккер М5», голландская довольно верткая машина, созданная специально для Австро-Венгрии. В принципе, он не сильно отличался от «немецких» «фоккеров» и «Морана», сделан был «по мотивам» последнего. Мою атаку снизу его пилот попросту пропустил. Его «оберурсель», копия «гнома», обломил единственную точку опоры, так же как на самолете Нестерова, и самолет потерял центровку. Парашютом пилота император не снабдил. Увы, после отрыва двигателя эта машина совершенно не управляется. Как только мы сели, а штаб армии находился именно в Городце, тут же прибыли на автомобилях генерал-майор Радко-Дмитриев и полковник Генштаба Бонч-Бруевич, генерал-квартирмейстер 3-й армии, в распоряжение которого был передан 11-й авиаотряд. «Таранить ворога» штабс-капитан Нестеров вылетел после разноса, учиненного полковником, что они бездельничают и прервать работу вражеской разведки не могут. На невооруженной машине это довольно сложно сделать. Петр Николаевич, который руководил полетами и аэродромной командой, попался на глаза Михаилу Дмитриевичу. Благо, что я уже подрулил к СКП и остановил АДУГ-5 на своем СКМ-2М.
– А вы что здесь делаете, господин экс-штабс-капитан? Вас же ждут во Львове в фискальной полиции! Им приказано препроводить вас, как несостоятельного должника, к месту вашего постоянного проживания, с целью его изъятия в счет оплаты. А то парашюты нацепили и ну гробить государственное имущество!
– Господин полковник, как вы выразились, экс-штабс-капитан Нестеров – выздоравливающий по ранению и травмам летчик моего корпуса. Я здесь представляю командование 1-го воздушного корпуса Императорского флота, инженер-контр-адмирал авиации Гирс. Слышали о таком?
– Так точно, господин адмирал! Но штабс-капитан Нестеров осужден военным трибуналом третьей армии за умышленную порчу ценного имущества армии.
– Телеграммы из Москвы были? – спросил я Нестерова.
– Так точно, были, на ваше имя, прошу! – он протянул четыре запечатанных конверта и одну открытую телеграмму. Я глянул в нее, она была от господина Меллера-Брежнева, владельца завода «Дукс», который еще недавно выпускал самолеты типа «Моран», до того, как начал выпускать летающие лодки и СКМ-2М.
– Читайте, господин полковник, – я протянул ему телеграмму, в которой говорилось, что завод «Дукс» передает герою-летчику штабс-капитану Нестерову два самолета: «Моран-Солнье G» и самолет СКМ-2М последней серии в подарок за проявленное мужество во время первого в мире таранного удара по противнику. – Вы удовлетворены? Штабс-капитан Нестеров не является несостоятельным должником и не нанес никакого ущерба государственным интересам империи. Но отныне он проходит службу по Адмиралтейству, к которому вы, господин полковник, никакого отношения не имеете. Как старший по званию, вы можете максимум отправить обер-офицера на сутки под домашний арест и ходатайствовать перед его командованием о вынесении более строгого наказания. А уже мне решать, стоит его наказывать или нет. Что касается парашюта, то он является неотъемлемой частью летательного аппарата и предназначен для спасения его пилота, а не кучи палок и двигателя, из которых состоит сей аппарат. Он, пилот, является максимальной ценностью, на его обучение государство потратило деньги и материальные ценности, и он стоит гораздо больше, чем любая машина, перевозящая его. Фактически, насколько я в курсе, штабс-капитан Нестеров выполнил ваше приказание прервать полет австрийского разведчика. Других способов это сделать у него не было. Ни один аэроплан, разработанный в нашем отделе и моем бюро, Военное министерство не закупило. В отличие от «морана-солнье», наши машины способны сбивать вражеские самолеты и дирижабли. С сегодняшним «Фоккером А5» у меня четыре сбитых аэроплана и два дирижабля, один из которых был четырехмоторным. Итого, десять побед.
С полковником вопрос был улажен, он прекратил докапываться до Нестерова, который, судя по другой телеграмме, зачислен в корпус, повышен в звании до капитан-лейтенанта и назначен командиром 8-й бомбардировочной эскадрильи. То есть на «Муромцы-М». Что касается полковника, а через неделю и генерал-майора Бонч-Бруевича, то он оказался в списке тех лиц, с которыми Генштаб предписывал плотно работать и предоставлять им полный отчет о нашей деятельности. Этот круг лиц отвечал за постановку задач нашему соединению. Но Михаил Дмитриевич по большому счету оказался не «самодуром», как это могло показаться в начале нашего знакомства, а вполне грамотным офицером-разведчиком, имевшим немалые заслуги в успехе третьей армии на первом этапе войны. Но невооруженные самолеты-разведчики, как их задумывали армейцы, оказались мертворожденной идеей. В момент разработки планов по их развертыванию, под рукой и на глазах у командования были «этажерки» «фармана», где не было места для оборонительного оружия, «мораны», где максимум можно было поставить оборонительный пулемет, да мощность двигателя и балансировка не позволяли это сделать. Плюс «лицензия», ограничивающая производственников в усовершенствовании модели. Ну и западничество. В то, что двигатель Уфимцева превосходит все имеющиеся легкие ротативные двигатели в мире – никто не верил. Кроме меня, но я смотрел на это с точки зрения инженерной науки конца XX – начала XXI века. В том виде, в котором он родился, он недотягивал по мощности до «Гнома» и «Рона». Они объективно превосходили его и по живучести. И еще маленькая деталь: второй точки крепления у него тогда не было, как и «предшественники», он имел одну точку крепления и короткий вал. Кроме того, не регулировался по оборотам, как оба других типа ротативных движков. Переделки, которым он подвергся, были очень серьезными, сам Уфимцев признавался, что это совершенно другие двигатели, и только маломощные 25–60 сильные АДУГ-М, без внешней системы продувки цилиндров, которые использовались для моторных дельтапланов, работали по «старой» схеме подачи топлива. Но вторую точку крепления мы и там сделали. И там «консольной подвески двигателя не было. Пережить удар по корпусу или винту двигатель мог, и не срывался, как на «Моране» и остальных машинах, родившихся на его основе.
Михаил Дмитриевич авиатором не был, поэтому и допускал «вольности» по отношению к новому виду разведки. Не понимал он и сложностей, которые преследуют конструкторов при установке вооружения на эти машины. Едва увидев два синхронных пулемета на моем И-2М и два крыльевых, он прицепился к тому, почему у СКМ-2М всего пара модернизированных «максимов».
