Айрин прижала сумочку к груди.
— Мне бы хотелось передать его Карле самой, если вы не против, — сказала она, но за ее строгим тоном скрывался страх перед этим крупным, нависшим над ней мужчиной — страх при мысли, что он может сделать, если увидит рисунки Дэниела.
— Я как раз против! — рявкнул Тео. — Отдайте мне блокнот, и я вызову вам такси, — сказал он, протягивая руку.
Айрин крепко сжала губы и покачала головой:
— Я прошу вас на это не смотреть. Я не…
— Карла может смотреть на это, а я не могу? — возмутился он. — Почему?
— Я уверена, что Карла это уже видела, — объяснила Айрин. — Так что для нее это не станет шоком.
— Шоком? — повторил он, опуская руку. — Почему это должно меня шокировать? — Он снова поднял взгляд к потолку. — О, ради бога! Дело в Карле, не так ли? Там есть рисунки Карлы? Он был зациклен на ней нездоровым образом. Боюсь, у этого молодого человека была больная психика.
Айрин промолчала и опустила взгляд на сумку на коленях.
— Я ошибаюсь? — не унимался Майерсон. — Там есть что-то обо мне? Какие-то гадости, верно?
— Дело в том, что… — начала Айрин, но внезапный акт насилия прервал ее на полуслове.
Тео вдруг резко выбросил вперед руку и грубо схватил сумочку с ее колен.
— Нет! — вскричала она. — Постойте, не надо!
— С меня довольно! — прорычал Тео, выхватил из сумочки блокнот и бросил ее обратно Айрин.
Сумочка упала на пол, рассыпав на ковер свое содержимое — запасные очки, пудру и маленький, сшитый из твида кошелек для мелочи.
Айрин очень осторожно опустилась на колени, чтобы собрать свои вещи, а Майерсон так и продолжал возвышаться над ней. Не обращая внимания на пожилую женщину, он открыл блокнот и начал читать.
— «Происхождение Ареса»! — ухмыльнулся он. — Да уж, скромностью он явно не страдал, верно? Арес, бог войны! Этот маленький него… — Он начал быстро листать блокнот, скользя взглядом по страницам, пока вдруг не замер, издав короткий вздох. Губы его превратились в узкую полоску, лицо стало белым как полотно, а пальцы сжались в кулаки, сминая страницы альбома.
— Мистер Майерсон, — сказала Айрин, чувствуя, как защемило сердце, — вам не следует на это смотреть… — Она медленно поднялась на ноги. — Вам не надо видеть то, что он нарисовал, — добавила она, хотя по ужасу, написанному на лице Тео, поняла, что уже слишком поздно. — Я понимаю, насколько все это тяжело…
Внезапно у Айрин закружилась голова, ковер под ногами накренился и стал раскачиваться, как лодка, а камин и красивые дубовые книжные шкафы погрузились в туман.
— Ой… Я неважно себя чувствую, — сказала она и протянула руку туда, где должен был находиться ее стул, но его там не оказалось. Она споткнулась, потом выпрямилась, крепко зажмурила глаза и снова их открыла. Это все шерри — шерри и тепло от камина. Она чувствовала себя довольно странно, да еще перед ней стоял Майерсон — он смотрел на нее, раскрыв красный рот, лицо его потемнело, руки были сжаты в кулаки. О боже! Она отступила на шаг назад, пошарила рукой, за что бы ухватиться, но ничего не нашла. Какая же она идиотка, что взяла с собой блокнот! Она думала, что ее приход сюда был проявлением бесстрашия, а на самом деле — глупости, и старой дурой ее считали не зря.
32
Росчерком пера Тео убивал много раз. На тысячах страниц написанной им художественной прозы он убивал ножом, выстрелом, вешая на самодельных виселицах, забивая до смерти острым камнем, который вкладывал в маленькую ладонь. И он допускал, что это далеко не самое плохое, что могло случиться (о, чего он только не представлял!), поскольку все время спрашивал себя, на что мы (он, кто угодно) можем быть способны в экстремальной ситуации.
Блокнота больше не было — он сгорел в камине. Старуха снова встала на ноги, но растерялась и испугалась: она не ожидала, что он отреагирует столь быстро и решительно. Глядя на нее, он подумал, как хрупка жизнь людей в таком возрасте. Она слишком быстро выпила бокал шерри и теперь едва держалась на ногах. Пошатывалась, в глазах были слезы. Она стояла на краю ковра, угол которого загнулся, пока она собирала на полу свои вещи, почти точно посередине между массивным камином с острыми углами и минималистическим журнальным столиком из стекла и бронзы.
Если бы ему пришлось описывать такую сцену в романе, вариантов было бы предостаточно.
Сумевшая спастись
Перед глазами у него красная пелена.
Проснувшись в то утро, он не думал, что станет героем этой истории. Если бы он вообще об этом думал, то скорее отвел бы себе роль охотника.
Проснувшись в то утро, он не мог себе представить, что это произойдет именно так, что она будет совсем не похожа на ту, какую ему хотелось, совсем не той, которую он желал. Не мог представить, что она будет лгать ему, обманывать его.
Проснувшись в то утро, он никак не думал, что сам станет добычей.
Несправедливость происходящего наполняет горечью все его существо, когда он становится жертвой той, что сумела спастись, девушки с уродливым лицом, с камнем в руке, жестокой и мстительной. Он ничего больше не видит, кроме нее, и она — последнее, что он увидит.
Сумевшая спастись
Еще не видя его, она знает, что он ее нашел. Знает, что за рулем окажется именно он. Она замирает. Мгновение поколебавшись, прыгает в сторону от дороги, в канаву, перелезает через деревянный забор и оказывается на соседнем поле. Она бежит наугад, падает, поднимается и снова бежит, не издавая ни звука. Что толку кричать?
Поймав ее, он наматывает ее волосы на руку и тянет вниз. Она чувствует запах его дыхания. Она знает, что он собирается с ней сделать. Знает, что будет дальше, потому что уже видела, как он это делал, делал с ее подругой, как яростно тыкал ее лицом в грязь, как лапал ее.
Она видела, как упорно сопротивлялась подруга.
Видела, как та проиграла.
Поэтому она не отбивается и позволяет телу расслабиться. Она лежит в грязи мертвым грузом. Пока он шарит руками по ее телу через одежду, она не сводит глаз с его лица.
Но ему нужно не это.
— Закрой глаза, — говорит он ей. — Закрой глаза.
Она не станет их закрывать.
Он бьет ее по лицу. Она не реагирует, не издает ни звука. Ее бледные конечности наливаются тяжестью, становятся в грязи такими тяжелыми, что она тонет в ней. И увлекает его с собой.
Но ему нужно не это.
Он слезает с ее тела, ударяет кулаком по земле. Его лицо перепачкано кровью, во рту тоже вкус крови. Он обмяк и сломлен.
Но ему нужно не это.
Он начинает плакать.
Пока он плачет, она тихо поднимается с земли.
