– Будь по-вашему, сударыня Ирина Ивановна, – галантно поклонился Коссарт. – Напишите записку домой, кадет. Мне нужен ответ вашего отца, полковника Солонова.
– Премного благодарен, господин капитан! Записку напишу!..
– Вот прямо сейчас и напишите, – сказала m-lle Шульц. – И дайте мне, я сама тотчас же и отправлю.
– Спасибо, Федь, – смущался потом Петя. – А… а твои родители… они не рассердятся?
– Они? Рассердятся? Да ты что! Папа у меня знает, что такое отпуск!.. Он обрадуется! И мама обрадуется, и сёстры, Вера с Надей!.. Я написал, Фоминична пирогов напечёт!.. Она знаешь какая насчёт пирогов мастерица?!
При слове «пироги» Петя Ниткин непроизвольно облизнулся.
…Однако до выходных было ещё далеко, а на следующий день Бобровский учинил Пете допрос с пристрастием.
– Нитка! Ну говори уж наконец, узнал чего, нет?!
Лёвка явился к ним уже после отбоя, злостно нарушая правила внутреннего распорядка, и – о чудо! – Петя даже не обратил на это внимания, не затрясся, что им всем нагорит; не говоря ни слова, с видом загадочным и торжествующим поманил к себе и Федю, и Льва, словно фокусник, расстелив на столе какие-то планы, судя по всему, им торопливо вычерченные.
– Вот! – гордо взглянул на них Петя, так, словно самолично скопировал эти чертежи из архивов австрийского, а может, даже и германского Generalstab.
– Чего «вот»? – подозрительно осведомился Бобровский.
– Того. – Петя взял тонко очиненный карандаш, поправил очки. – Извольте видеть, господа кадеты, сие есть план подвального этажа корпуса, собственноручно исполненный мною, Петром…
– Короче, Нитка! – зашипел Лев. – Что за план? Откуда взялся?
– Я давеча у Ирины Ивановны записку к библиотекарю брал, помните? Для работы на конкурс. «Александровский корпус в истории Гатчино».
Бобровский схватился за голову.
– Ты чего, Нитка, совсем спятил? Она ж тебя вмиг раскроет!..
– Чего это «спятил»? – обиделся Петя. – Чего это «раскроет»? Это ты, Лёва, учителей не слушаешь, а Ирину Ивановну в особенности! Конкурс самый настоящий. И работа моя самая настоящая. И записка. И книги мне выдали, – он скромно потупился, – ну, потому что Пантелеймон Пантелеймоныч меня знает…
– Тебе что, планы корпуса вот этак вот запросто выдали?! – не мог поверить Лев.
– Заладила сорока Якова одно про всякого! Я что, дурак, – чертежи вот так запросто просить?! Я описания просил, что было на месте корпуса, да как это выбирали, да почему именно здесь…
– И что, дали?
– Дали! Целый ворох! И вот в воспоминаниях генерала от фортификации…
– Короче, Нитка! – аж зарычал Бобровский.
– Короче, вот! – обиженно изрёк Петя. Фёдор понимал друга – не дают рассказать волнующую историю, как он всё это собрал, нашёл, свёл воедино!.. – При строительстве ещё самого первого дворца для государыни Екатерины на этом месте найдены были старые шведские ходы от срытого укрепления; решено было их не засыпать, а, напротив, отремонтировать и использовать. Так и было сделано – их высочество наследник престола Павел Петрович были большой оригинал и старинные тайны любили. Появилась эта галерея, так и названная «Тайницкой».
– И что ж, её так и оставили?.. – не мог поверить Лев.
– Оставили. Она никому не мешала, сделана была на совесть…
– А ведёт-то, ведёт-то куда? – Бобровский аж подпрыгивал.
– Вот этого не знаю. Детальные чертежи отсутствуют. – Петя вздохнул. – Что я сделал – начертил план, как она проходит под нашими подвалами. Ну и вход в неё нашёл.
– Нашёл? Не врёшь?!
– Чтоб мне булкой французской подавиться, если вру!.. Вот, гляди – это план подвала, а это – галерея, если их совместить… то выходит… – Петя водил остриём карандаша по линиям, – что вот эта вот дверь в подвальном торце и ведёт вниз. Тут тамбур, кстати, очень удобно. Здесь ваш человек и зашёл. Спустился в подвал по любой из лестниц, прошёл в конец… за угол завернул – и всё!..
– То есть где этот коридор кончается – неведомо?
– Нет. Наверняка где-то есть документы, но так быстро не найти. Но вот тут на плане – видишь? – решётки обозначены. А что там дальше – кто знает?
– А это что? – Лев ткнул пальцем в схему так, что Петя аж подскочил.
– Осторожнее, смажешь мне всё!.. Это я нашёл – какие-то… не знаю, подвалы. Справа и слева от галереи. Просто пустоты, словно склады… только неудобные очень.
– Неудобные, именно, – сказал Федя. – Спину наломаешь оттуда таскать что-то! Недаром же все припасы отдельно держат! Даже арсенал!
– Значит, там особенно удобно всё хранить… – Глаза у Бобровского так и вспыхнули. – Идеальное место! Бомбистам раздолье! Никому и в голову не придёт сунуться! Сколько хочешь шимозы заложить можно! А если из этой галереи подле вокзала ещё и выход на поверхность есть…
Они разом замолчали. Петя беспомощно хлопал глазами за круглыми стёклами очков.
– Так тогда надо… к начальнику роты… к Константину Сергеевичу… – пролепетал он наконец.
– Тихо, Нитка, тихо! С чем мы к нему пойдём, совсем ума лишился? Что мы скажем? Что все правила нарушили, по подвалам лазали, распорядок позабыли? Из корпуса вылететь хочешь, что ль? Ну, вылетай, пожалуйста, только без меня! Мне этакий позор не нужен!
– Лёвка, ну чего ты? Не кипятись, никому вылетать не нужно, – урезонил Бобровского Фёдор.
– А чего он филёрить собрался?!
– Ничего я не собрался! – обиделся Петя. – Просто говорю, что если там и впрямь бомбисты…
– То мы их и изловим! – Бобровский стукнул кулаком в ладонь.
Тут не выдержал уже и Федя:
– Спятил, Бобёр! Как ты их ловить-то собрался?
– Если они там и впрямь шимозу держат, то, как мы говорили, у них точно кто-то в корпусе есть, кто помогает. Офицер или дядька, не знаю. А может, и несколько. А может, сами офицеры и взрывали…
Тут дружно запротестовали и Фёдор, и Петя:
– Не может быть!..
– В дядьку какого я ещё поверю. – Федя не дал Бобровскому и рта раскрыть. – Особенно в дядьку. Кто их знает, начальство обидело, а…
– А бомбисты эти, говорят, денег не считают, – перебил Петя. – Вот я читал в «Новомъ русскомъ времени»…
– Ну да, взяли, да и сунули! – согласился Лев. – Вот мы его и того, выведем! На чистую воду!.. Как думаешь, Слон, медаль дадут?
– Какую тебе медаль, Бобёр?! – Федя схватился за голову. – Думай лучше, как и впрямь его сыскать!
Наступило молчание.
– А чего вы оба на меня смотрите? – Петя Ниткин нервно поправил очки. – А? Чего на меня-то?
– У тебя, Нитка, не голова, а Дума Государева! – неуклюже попытался польстить Бобровский. – Если кто и придумает, так это ты!
