– Чего? – изумился ещё больше начальник «шестёрки». – Какой ещё «дефергацией»?!
– Осмелюсь доложить, ваше высокоблагородие, дивергенцией, – с невесть откуда взявшейся смелостью доложил Петя Ниткин. – Дивергенцией по замкнутому контуру.
Ямпольский аж замер.
– Так моих кадет ещё никто не посылал. Даже я сам.
– Владимир Аристархович, я прекрасно знаю кадета Ниткина, – вновь вмешалась Ирина Ивановна. – Он никогда не затеял бы ссоры первым!.. К тому же использование терминов из высшей математики даже в таком контексте никак не является смертельным оскорблением.
Ямпольский фыркнул, подкрутил усы.
– Оскорбление, m-lle Шульц, есть оскорбление. Мой кадет, в полном соответствии с правилами корпуса, вызвал обидчика на дуэль, обратившись к старшему начальнику. А чем же ответил кадет Ниткин? Что выбрал он оружием? Капитан Коссарт, что вообще происходит? Госпожа Шульц уже назначена воспитателем седьмой роты вместо вас с капитаном Ромашкевичем?
– Физику, – мрачно сказал Коссарт. – Или арифметику. Кадет Ниткин в качестве оружия выбрал эти два предмета.
На подполковника он взирал так, словно сам бы с удовольствием вызвал того к барьеру.
– Физику, подумать только! – искренне возмутился Ямпольский. – Дуэль, господа, решается старым добрым поединком. Стрельба исключается, остаются английский бокс, французская борьба, испанское фехтование или, на крайний случай, рукопашный бой. А что предложил ваш кадет?.. Арифметику? Полноте, я, наверное, ослышался. Что это за дуэль, господа?.. Это хитрость, ловкость, умение быстро соображать. Но не дуэль.
– Совершенно с вами согласна, господин подполковник, – вдруг медовым голоском пропела Ирина Ивановна. – Это никакая не дуэль, всё давно пора прекратить, ибо дело не стоит выеденного яйца.
– Прекратить… – с неопределённым выражением сказал Ямпольский. – Вы пользуетесь – я бы добавил, беззастенчиво пользуетесь – рыцарственным к вам отношением, защищая своих подопечных. В моё время устроивших подобную свару младших кадет попросту бы оставили без отпуска и обеда, лишили бы права на форму, а коль не внимут – высекли бы без долгих антимоний. Всё, достаточно! Как старший по званию – приказываю разбирательства прекратить. На кадета Васильчикова налагаю взыскание за излишнюю прямодушность; на кадета Ниткина – за излишнюю хитрость. У нас тут не суд присяжных, кадет. Хитрые ораторские приёмы здесь не сработают. Прошу запомнить. Ваш начальник роты, кадет Ниткин, получит от меня официальную записку с наложенным взысканием. Всё, господа, возвращаемся к работе, возвращаемся! Каток сам себя не расчистит. – Подполковник повернулся и, набросив башлык, отправился восвояси, вовсе не собираясь оставаться со своими воспитанниками.
«Так нечестно!» – вновь едва не завопил Федя.
Ирина Ивановна опять успела первой, крепко сжала ему плечо.
Шестая рота, понимая, что дело пахнет керосином для всех, потихоньку-полегоньку отходила, прикрываясь широкими лопатами-скреперами.
Коссарт и Ромашкевич обменялись мрачными взглядами.
– Седьмая рота! Не стоим, не стоим! Кто хочет на коньках кататься, тот и каток расчищать должен!
…Но почему-то всем в седьмой роте о коньках не хотелось сейчас даже и думать.
* * *
Однако они напомнили о себе сами, причём тем самым способом, что и положено. Обычно почту раздавал кто-то из отделенных начальников после занятий; но Ирина Ивановна Шульц дожидаться не стала.
– Кадет Солонов! Задержитесь, пожалуйста.
Занятия только что закончились – классным сочинением «Сказки Пушкина и ихъ уроки», – и кадеты устало тащились в коридор. Пальцы у всех покрыты чернилами, даже у аккуратного, словно смолянка, Пети Ниткина. Ирина Ивановна требовала самое меньшее пятьсот слов, и притом отнюдь не «воды».
– Вам письмо, Фёдор. – В дрогнувшую ладонь бравого кадета лёг маленький розовый конверт с волнистой каймой. Адрес начертан идеальным николаевским рондо; а в самом низу, где должен наличествовать отправитель, значилось то самое: «…Корабельникова Елизавета».
– Ступайте, кадет, да не забудьте послать ответ. Можете отдать мне в руки.
Письмо Фёдор поспешно спрятал за пазуху. И не показал никому, даже другу Пете. И вскрыл очень осторожно, не разорвав, а разрезав конверт.
Против всех ожиданий, писала Лиза очень просто.
«Дорогой Ѳедя! Конечно, я приду и буду кататься съ тобой. Напиши, во сколько и гдѣ мы встрѣтимся. Твой другъ Лиза».
Фёдор выдохнул и несколько мгновений посидел с закрытыми глазами. Потом кинулся тщательно прятать заветное письмо под внушительной стопкой писчебумажных принадлежностей на самом дне одного из ящиков.
Он не знал, почему и отчего, но его и в самом деле «затопило радостью», как выражались в романах.
Оставалось только написать ответ.
* * *
Государев каток открывался в субботу, при значительном стечении народа. Большое пространство на озере Белом расчистили от снега, обнесли оградой, поставили здоровенные кадки с живыми елями. В нарядных павильончиках, разукрашенных палехской росписью, дымили огромные шестивёдерные самовары, тут же продавались горячие пироги «со всем, что в погребе нашли», как выразилась Ирина Ивановна Шульц, вновь взявшая шефство над седьмой ротой.
Ворота в дворцовый парк широко распахнуты, и бородатые ветераны роты гвардейских гренадер в высоченных медвежьих шапках застыли на постах. Народ валил валом, и стар и млад – угощение на Государевом катке хоть и не бесплатное, но куда дешевле, чем у уличных разносчиков.
Горели бесчисленные фонарики, устраивался под высоким балдахином воинский оркестр. Ага, вот и тальминовки, или попросту тальминки, – в коротких полушубках и шапочках, просторных шароварах, забыв о важности, прыгают и машут руками. А почему машут? Да потому, что, печатая шаг, подходят роты александровцев и, право же, тянут носок они куда усерднее, чем на любом смотру.
Лизу Фёдор заметил сразу. Зелёные глазищи горели, словно прожектора; вот она шагнула навстречу, вроде как смело, а вот заколебалась, так что и не поймёшь, от чего алы её щёки – от мороза иль от смущения.
Как-то так получилось, что александровцев на каток привела Ирина Ивановна Шульц. Словно Две Мишени, а также капитаны Коссарт с Ромашкевичем и прочие ротные командиры решили, что выстраивать кадет парами с гимназистками получится у m-lle Шульц куда лучше.
Всего их набралось больше трёх десятков – Фединых товарищей по корпусу, сумевших как-то сговориться с гимназистками. Многие становились в пары прямо тут, на катке.
Фёдор не помнил, как они с Лизой оказались на льду, да не просто так, а крепко взявшись за руки крест-накрест. Да вдобавок ещё и самой первой парой!..
Лиза задорно взглянула на него.
– Покажем им, да, Федя?
