— Это я, — сказал прокурор, — Шаболдаев с вами? Он уже
вернулся?
— Да. Он стоит рядом со мной.
— Пусть он со мной поговорит, — предложил прокурор.
— Майор Шаболдаев слушает, — услышали они.
— Майор, — громко спросил прокурор, — это вы сейчас приехали
из лепрозория?
— Так точно, товарищ прокурор.
— Вы ведь привезли из лепрозория двоих. Мне так доложили.
Это верно?
— Да, товарищ прокурор.
— Они сознались в убийстве?
— Да, но…
— Спасибо, товарищ Шаболдаев, — прокурор отключился. — Вот
видите, — сказал он армейскому полковнику. В машине только двое прокаженных,
обвиняемых в убийстве. Зачем нам убийцы, больные проказой. Вы же отвечаете за
своих солдат. Они еще заразятся.
— Да, — растерянно сказал полковник.
— Жгите трибуны, — строго приказал Георгиев, — а про
прокаженных забудьте. Не район, а цирк настоящий. Прокаженные какие-то
появились. Пусть все бросят и уходят. Еще с ними мы должны заниматься.
Полковник козырнул и побежал к своей машине. В этот момент
снова запищало переговорное устройство.
— Слушаю вас, — сказал прокурор.
Эльдар, отнявший переговорное устройство у лейтенанта, молча
вернул его офицеру. Потом, подумав, вернул и пистолет Касымова. Он слушал весь
разговор и пять минут назад отнял у лейтенанта пистолет и переговорное
устройство. Теперь он вернул все Касымову.
— Простите, товарищ прокурор. Это снова майор Шаболдаев, —
услышал прокурор.
— Чего вам нужно, майор?
— Я хотел сказать про это убийство. Это был несчастный
случай. Просто несчастный случай.
— Разберемся, — пообещал прокурор, — передайте офицерам, что
сейчас будут жечь трибуны за спинами митингующих.
Касымов спрятал пистолет в карман. Кивнул Эльдару.
— Извини, — сказал он, — у наших просто нервы сейчас на
пределе.
Эльдар его не слышал. Инга положила ему голову на колени, и
он гладил ее волосы.
— Как жечь? — донесся испуганный голос Шаболдаева. — Там
ведь «РАФ» стоит.
— Ну и черт с ним, пусть стоит. Там только ваши прокаженные.
— Там наш офицер.
— Ну пошлите кого-нибудь, пусть освободят офицера. Позор!
Двое прокаженных захватили работника милиции, — в сердцах сказал прокурор,
видя, что его разговор слушает Георгиев.
«Еще доложит в ЦК, — со злостью подумал прокурор. — И мне
тоже попадет. Какое безобразие».
Эльдар наклонился к Инге.
— Я тебя люблю, — тихо сказал он.
Ресницы дрогнули. Она посмотрела на него и счастливо
улыбнулась.
— Я тоже, — сказала она.
— Мы уедем отсюда далеко-далеко, — тихо говорил он,
склоняясь над ее головой, — и вылечим твою руку.
— Да, — соглашалась она, — мы уедем далеко.
Прокурор уже собирался отключить переговорное устройство,
когда вдруг услышал голос Шаболдаева:
— В микроавтобусе лежат канистры с бензином, — закричал
вдруг изо всех сил майор, — нельзя рядом с ними разводить огонь.
— Что? — растерялся прокурор.
И в этот момент грохнул чудовищный взрыв.
Раздались крики многих людей. Прокурор растерянно улыбался.
Шедшие на райком митингующие остановились, где-то закричала женщина. Недалеко
от базара горел автомобиль «РАФ». Никто не понимал, в чем дело. И вдруг все
услышали дикий крик майора Шаболдаева, бегущего к горящей машине:
— Нет! — кричал он изо всех сил, размазывая слезы по лицу. —
Нет! Не может быть!
Заключение
Их похоронили вместе. Эльдара и Ингу. Говорят, что на их
похороны приехали тысячи людей. Никто не верил в подобную любовь прокаженной и
студента. Никто не верил в их чудовищную гибель. Нападений на райком партии
больше не было. Да и самого райкома вскоре не стало. А потом не стало страны, в
которой все это случилось. Может, прав был Эльдар, когда говорил о мировой энтропии
зла. И может быть, именно с этого частного случая началось падение Империи,
повлекшее за собой в конце-концов такие неимоверные страдания народов, боль и
кровь сотен тысяч, потерю родины миллионов людей.
Это случилось осенью восемьдесят восьмого года. До развала
Империи еще оставалось три долгих года.
