Пока сотрудники прокуратуры и судмедэксперт осматривали тело
погибшего, Шаболдаев подозвал к себе участкового.
— Знаешь его? — шепотом спросил он Гуламова.
— Нет, — так же шепотом ответил участковый, — я вообще
стараюсь бывать здесь пореже. Нужно узнать у главного врача. Может, кто-то из
больных. Но не местный, это точно.
— Я уже спрашивал, — нетерпеливо перебил его майор, — он его
тоже не знает. Говорит — первый раз в жизни видит.
— Тогда точно не местный, — кивнул участковый, — у нас таких
нет.
— Может, он с гор пришел? — спросил Шаболдаев. — Или с
трассы сюда явился. Тогда где его машина? Он же не пешком сюда пришел. Как он
здесь мог оказаться?
— Не знаю, товарищ майор. Я сам удивляюсь. Сюда обычно никто
не приходит. Боятся все. Даже автобусы стараются на трассе не останавливаться
рядом с источником. Два раза случаи были — кто-то из больных в город ездил. Вот
с тех пор и боятся останавливать здесь машины. Объезжают наш источник. А от
него сколько идти нужно! Нет, он пешком сюда прийти не мог.
— Может, с карьера ушел? — спросил майор.
На каменных карьерах в поселках, разбросанных по всему
району, работали обычно заключенные из колоний и спецкомендатур.
— От карьеров сюда километров двадцать — двадцать пять, —
изумился участковый. — Если сбежать хотел, зачем в горы шел? Мог спокойно выйти
на трассу и сесть в первую попавшуюся машину. Сюда можно было дойти только
через горный хребет. А там ходить опасно: военные полигон устроили, иногда
стреляют.
— Тогда откуда он здесь появился? С самолета, что ли, выпал?
— зло пошутил Шаболдаев, возвращаясь к сотрудникам прокуратуры.
При убитом никаких документов не обнаружено. Эксперт и
следователь тщательно проверили все карманы, но там было пусто.
— Может, его просто ограбили? — нерешительно предположил
старший помощник прокуратуры. Ему было уже много лет, далеко за пятьдесят. И в
этот район он был направлен с понижением. Имея звание советника юстиции, он
раньше работал прокурором района и теперь, чтобы занять прежнюю должность
районного прокурора, он должен был снова уплатить нужную сумму в прокуратуре
республики и в административном отделе ЦК. Он был особенно недоволен тем, что
его послали сюда. Прокурор, годящийся по возрасту ему почти в сыновья, решил,
что должен поехать кто-то из руководства районной прокуратуры. Все-таки
убийства случались не каждый день.
Сам прокурор Ришинов не решился на этот визит в Умбаки.
Заместитель прокурора был сыном уважаемого человека, крупного
правительственного чиновника и занимал эту должность благодаря своим
высокопоставленным родственникам. Посылать его в лепрозорий было нельзя. И
тогда прокурор решил, что поедет старший помощник. Может, в душе он даже
надеялся, что старший помощник окажется одним из десяти тысяч, и опасный
конкурент на кресло районного прокурора будет устранен. Ведь в управлении
кадров прокуратуры республики и в административном отделе ЦК всё решали не
личные качества прокуроров и не их деловые возможности. Всё решали знакомые,
близкие друзья и крупная сумма денег, заплаченная в нужный момент нужному
человеку.
Некоторые, правда, умудрялись занимать большие должности и
без денег. Для этого нужно было принадлежать к какому-нибудь крупному
земляческому клану, быть выходцем из определенного района или местности. В
таких случаях земляки поощряли продвижение своего человека, рассчитывая на его
помощь в будущем. Земляческая система феодальных кланов особенно уродливо
проявилась в Азербайджане и в республиках Средней Азии, заменив, по существу,
систему иерархических коммунистических ценностей. Никакие заслуги человека не
принимались во внимание, если он не был выходцем из определенного клана. А так
как подобного рода племенная связь объективно не способствовала конкуренции и
выявлению действительно лучших, всюду наблюдался определенный застой — в
политике, в экономике, в сельском хозяйстве.
Спустя несколько лет, уже в развалившейся Империи, другие
люди попытаются привить в этих республиках азы демократии. Но и она будет обречена
на провал. Система феодальных отношений особенно четко проявится в
Таджикистане, вылившись в войну племенных кланов. Обретет свои уродливые формы
в виде нескольких жузов Казахстана, несменяемости лидеров Туркмении и
Узбекистана, явного преобладания кланово-племенных отношений в Азербайджане. И
если даже определенная жесткая схема коммунистического правления не смогла
сломить этих пережитков прошлого, то демократическая система будет обречена на
полное поражение. Коммунистическая калька даже легче накладывалась на
племенные, феодальные отношения, чем демократическая.
При коммунистах можно было назначать любого правителя в
любой район, не очень заботясь о его имидже. Можно было формировать любой
парламент и любую судебную власть, подбирая людей исключительно по признаку
клановости и личной преданности. И, конечно, называя все это коммунистическим
подбором кадров.
При сменившихся ценностях, в условиях либеральной экономики,
когда появлялись богатые и независимые от кланов граждане, накладывать
демократическую кальку на отжившие отношения становилось все сложнее и сложнее.
Преступление в Умбаки пришлось как раз на переходный период движения
феодального общества от коммунизма к демократии. И потому вызывало определенную
растерянность у многих чиновников.
Именно поэтому приехавший сюда старший помощник прокурора
был в таком плохом настроении. И делал столь неожиданные умозаключения.
— Если его ограбили, почему не сняли часы? — показал на
блестевшие на солнце часы убитого Шаболдаев. Он наклонился, посмотрел еще раз.
— Часы дорогие, японские. Их должны были снять первыми.
— Тогда где его деньги? — разозлился старший помощник
прокурора. — Получается, что он выходил из дома без денег. Ни одного рубля нет.
А он ведь не местный.
— Я сам ничего не понимаю, — признался Шаболдаев, снова
посмотрев на труп. Одежда достаточно приличная, даже модная. Итальянские туфли
из хорошей кожи. Модная рубашка. Костюм, особенно пиджак, разглядеть трудно, он
сильно забрызган кровью. Но, видимо, человек был достаточно состоятельный. И
сильный. На вид лет сорок, сорок пять. С ним не так легко справиться. Тем более
если убийцей был один из больных лепрозория. А если убийца тоже не местный, то
куда он делся? Просто исчез? Может, главный врач видел машину, на которой
приезжал этот незнакомец. Или хотя бы его убийца.
— Товарищ Лаидов, — обратился он к главному врачу,
по-прежнему стоявшему в стороне, — вы не видели здесь ночью какую-нибудь
машину? Или, может, слышали шум отъезжавшего автомобиля?
— Нет, — хмуро ответил главный врач, — я ничего не слышал.
Ночью меня здесь не было. Я был в городе. Вернулся утром и узнал об этом
несчастье. Вот вам и позвонил.
— Товарищ Бармина, — обратился Шаболдаев к женщине, стоявшей
рядом с врачом, — когда вы нашли убитого?
