— Постарайтесь поймать эту ртом, — предложил Крайт.
Долька отскочила от плотно сжавшихся губ.
— Да перестаньте. Пойдите мне навстречу.
Поскольку рот она не открывала, а голову подняла, следующая долька угодила в подбородок.
— Чего бы вы ни хотели, унижая меня, к цели вы не приблизитесь.
— Может, и нет, дорогая. Но удовольствие я от этого получаю.
Он съел ещё дольку, бросил две.
— Когда Уолтер приходит с работы?
Она не ответила.
— Мэри, Мэри, такая упертая. Может, вы будете гнуть свое, даже если я найду в доме опасную бритву и начну резать вам лицо.
Он достал из плечевой кобуры «Глок», положил на стол.
— Но, — продолжил он, — если Уолтер войдет сюда неожиданно, я застрелю его на пороге, и это будет ваша вина.
Она смотрела на оружие.
— Он снабжен глушителем, — объяснил Крайт. — И это пистолет-пулемет. Одним нажатием на спусковой крючок я могу выпустить четыре, пять, шесть пуль ему в шею и голову.
— Обычно он возвращается между четырьмя и половиной пятого, — с неохотой ответила Мэри.
Крайт понял, что близкие и есть ее ахиллесова пята.
— Иногда он приходит раньше?
— Нет, если погода хорошая.
— Вы ждете кого-то ещё?
— Нет.
— Хорошо. Отлично. Я увезу вас отсюда задолго до четырех часов.
Он ждал ее реакции на эту новость, но она ничего не сказала.
— Я собираюсь позвонить Тиму. Тимми. Вы называете его Тимми?
— Нет.
— Вы называли его Тимми, когда он был маленьким мальчиком?
— Он всегда был Тимом.
— Понятно. Но никогда не был Крошкой Тимом. Я собираюсь позвонить Тиму и предложить ему сделку. Но мне нужно, чтобы вы с ним поговорили.
— Какую сделку?
— Ага, наконец-то я чувствую любопытство.
— Скажите мне правду. Без этой кокаиновой ерунды.
— Меня наняли, чтобы убить эту суку, эту писательницу, изнасиловать, если у меня будет время, а он прячет ее от меня.
Мать каменщика поискала взглядом глаза Крайта, потом вновь посмотрела на лежащий на столе пистолет-пулемет.
— Я хотел все обставить так, будто в ее дом ворвался маньяк-убийца, но теперь из этого ничего не выйдет. Но если удастся, я все равно постараюсь ее изнасиловать, потому что она заставила меня слишком долго ждать.
Мэри закрыла глаза.
— Больше не похоже на ерунду, Мэри?
— Нет. Это безумие, но вы говорите правду.
— Когда вы вновь воссоединитесь с сыном, он сможет рассказать вам подробности. Вы заслушаетесь. Он так ловко уходил от меня.
Он бросил в нее долькой, чтобы заставить открыть глаза. Пододвинул к ней стул.
— Слушайте внимательно, Мэри. Я должен вам кое-что объяснить.
— Я слушаю.
— Позже я собираюсь вас связать и отнести в «Экспедишн», который стоит в гараже. Мы уедем на «Экспедишн». Я положу вас в багажное отделение, на спину. Вы не боитесь иголок, Мэри?
— Нет.
— Хорошо. Потому что я подсоединю вас к хитрому насосу для внутривенных вливаний. Вы знаете, что это такое?
— Нет.
— Принцип тот же, что и у капельницы в больнице, но все гораздо компактнее. Для привода используется не сила тяжести, а работающий от батареек насос. Вам будет постоянно вводиться снотворное. У вас есть аллергия на лекарства, дорогая?
— Аллергия? Нет.
— Тогда вам ничего не грозит. Вы будете спать, пока все не закончится. Так будет проще нам обоим. Я укрою вас одеялом, оно же скроет и насос, так что никто и не узнает, что вы там лежите. Но у меня одна проблема. Посмотрите на меня, дорогая.
Его глаза потеряли для нее всякий интерес, потому что теперь она знала, кто он. Знала, что материнские мольбы не произведут на него ни малейшего впечатления.
— После транквилизатора, который впрыснул в вас шприц-дротик, я ввел вам его нейтрализатор, чтобы мы смогли поговорить. Он по-прежнему циркулирует у вас в крови. И будет мешать действию снотворного, которое я хочу вам ввести... — он посмотрел на часы, — ...ещё полтора часа, может, чуть меньше. Поэтому нам придется подождать. Вы меня понимаете?
— Да.
— Когда я позвоню Тиму, я скажу ему, что уже увез вас из дома. И дам ему определенные инструкции. Вы мне подыграете. Дома вас нет, вы хотите вернуться домой и попросите его сделать все, чего хочет от него нехороший мистер Кесслер.
Раньше ее щеки раскраснелись от злости и унижения, теперь же она побледнела.
— Я не могу это сделать.
— Разумеется, можете, дорогая.
— Господи.
— Вы же опытная актриса.
— Я не могу поставить его в такое положение.
— Какое положение?
— Заставить выбирать, кто должен умереть.
— Вы серьезно?
— Для него это будет ужасно.
— Вы серьезно?
— Я не могу это сделать.
— Мэри, она — паскуда, которую он встретил только вчера.
— Это не имеет значения.
— Только вчера. Вы — его мать. Для него это легкое решение.
— Но ему придется жить с этим решением. Почему он должен жить с таким решением?
— Что за черт? Вы боитесь, что он выберет эту паскуду, а не вас? — спросил Крайт и одернул себя, уловив злость в своем голосе.
— Я знаю Тима. Я знаю: он сделает то, что считает правильным и лучшим. Но в такой ситуации правильного нет и быть не может.
Крайт глубоко вдохнул. Еще раз. Сказал себе, что должен сохранять спокойствие. Встал. Потянулся. Улыбнулся Мэри.
— И если он выберет меня, мне придется жить, зная, что смерть этой девушки на моей совести.
— Знаете, Мэри, в жизни много несправедливого, но большинство людей чувствуют, что она лучше смерти. Лично я придерживаюсь другого мнения. Я считаю, что всем вам лучше умереть, но мое мнение не в счет.
Она встретилась с ним взглядом. На лице отразилось недоумение.
Он взял «Глок», обошел стол.
— Позвольте мне вам кое-что объяснить, дорогая. Если вы не сделаете этого для меня, я вас убью и поеду на поиски Уолтера. Вы мне верите?
— Да.
— Потом я найду вашего сына Захари. Предложу Тиму этот выбор — его брат или эта паскуда. Вы мне верите?
