— Понимаю, я задавал те же вопросы Легиону сразу после заключения союза.
— И, дай угадаю, вразумительных ответов не получил? — Улыбается маг. Сареф отвечает не сразу, однако, чародей не угадал.
— Напротив, Легион всё рассказал очень подробно. Ему выгодно моё полное понимание ситуации, так как только в таком случае я могу действовать максимально эффективно.
— В каком смысле? Разве он просто не отдает тебе приказы?
— Мы равные партнеры, а не командир и подчиненный. Ему что-то нужно от меня, мне кое-что нужно от него. — Объясняет Сареф. — Третья Темная Эра возложена именно на меня, так что большинство тактических решений принимаю я. Например, какие задачи, каким образом и в каком порядке выполнить.
— А стратегические решения?
— Приняты по большей части Легионом, так как он разрабатывал планы на протяжении тысячелетий. Я не обнаружил в них серьезных изъянов, но просто всё равно не будет.
— Ладно, — кивает волшебник. — Но все же, что с планом? Вы топите мир в крови и огне, потом вдруг открываются Пределы, и вас поминай как звали?
— Это не все шаги. Наша война с Хейденом и всем миром — только один конфликт. Он лишь подготавливает почву для нового противостояния. Только победа во втором раунде принесет исполнение наших желаний. — Даже во время разговора Сареф продолжает бдительно следить за окружающим пространством.
— Тогда против кого второй раунд?
— Зависит от точки зрения, — загадочно отвечает вампир.
Пару минут собеседники слушают ночной ветер и разглядывают странную процессию огоньков, вдруг выстроившихся на Зыбкой равнине.
— Знаешь, что я думаю о тебе? — Коул вдруг меняет тему. — Во время игры в «волшебного рассказчика» я почувствовал твои эмоции и даже мировоззрение. Это порой куда более ценное знание, чем какие-то секреты и факты биографии.
— Как и я ваши. — Кивает Сареф, помня, что «Показ воспоминаний» не столько рассказывает историю, сколько в неё погружает. Сама карточная игра с непременным шулерством была придумана как пикантная часть борьбы за истории оппонента.
— Верно. Одна игра способна рассказать о человеке куда больше, чем годы совместной жизни. У меня возникло сомнение, так как твое мироощущение не вяжется с поступками. Я не увидел склонности к насилию или жажды крови. Наоборот, ты подобно затвердевшему комку алхимических чернил. Плотный и упругий. На мой взгляд, ты бы предпочел спасти мир от Легиона, Хейдена и прочих, чем его уничтожать.
— Вот как? — В голосе Сарефа не слышно удивления.
— Однако хладнокровно кладешь под нож десятки и сотни людей, словно тебя это никак не волнует. Я не могу справиться с этой загадкой и считаю, что есть что-то еще. Словно есть вещи, которые прямо влияют на твои поступки, но мотивы и условия мне не разгадать.
— Вы умны и прозорливы, мэтр. Как и было сказано в характеристике Легиона.
— В своей сфере я лучший эксперт, на моем счету множество открытий, так что это не такое уж ценное наблюдение, — отмахивается маг. — А вот «разгадать» тебя куда сложнее. Неужели моя интуиция меня не обманула?
— Я не самый сильный, как и не самый умный. И уж тем более я не обладаю харизмой, чтобы вести за собой полки. Всё, что у меня есть: осторожность. Я имею множество запасных планов и готов к любой неожиданности. Вы полностью правы: замеченное вами противоречие бросается в глаза и его нельзя разгадать методом размышлений и анализа.
— Ха, значит, мозги у меня еще не иссохли. — Довольно улыбается мэтр Иоганн.
— Да, ваше тело станет слишком старым куда быстрее тренированного разума.
— Старость и смерть — закономерный итог жизни, поэтому я отношусь к этому спокойно. — Чародей вдруг резко вскидывает голову к звездам, словно поймав озарение. — Я только что подумал. Если ты настолько осторожен и дальновиден, то мог предусмотреть подобный моему интерес и подготовить нужный тебе рассказ и доводы.
— Браво, мэтр. — Теперь уже Сареф широко улыбается.
— А может, ты специально подводишь к такой мысли, ни в чем не солгав. К сожалению, я никогда не узнаю, где ты сказал правду, а где ложь! Ты ведь даже мог исказить собственное восприятие воспоминания. — Чародей аж вскидывает руку при осознании возможного двойного, тройного дна. Или же настоящей бездонной пропасти.
Сарефу остается лишь пожать плечами, он тут не подсказчик, хотя и удивлен тому, что новый напарник так быстро начал задаваться вопросами. Легион считает, что знает юношу как облупленного, что скорее всего является правдой, а другие вампиры и агенты никогда не задают лишних вопросов. Даже Рим, которая любит допытываться до разных мелочей, ни разу не показала интереса о возможных чувствах Сарефа к происходящим событиям.
Но вот человеку, который точно знает, как закончится жизнь, больше интересен Сареф как личность. Мэтр Иоганн просто идет к громкому финалу жизни, уже не строит планов и стремится лишь к саморазрушению. Юноша не собирается его отговаривать или углублять трещины в психике, это не принесет ни пользы, ни самоудовлетворения. Коул вновь достает любимую трубку и мизинцем трамбует смесь в табачной камере.
— Ого, вон там. — Сареф замечает, что огней на равнине смерти стало куда больше. Маг встает рядом и удивленно присвистывает.
На месте Зыбкой равнины стоит призрачный город со странными квадратными домами. Вырастают бесплотные деревья, текут несуществующие реки, а по улицам бродят фигуры. Ночь становится куда светлее, теперь над пустыней расцветает ореол зеленоватой дымки, где мертвая жизнь продолжает странное существование. Будь здесь мэтр Вильгельм, он бы смог многое рассказать о связях мира живых и мертвых, но сейчас остается лишь наблюдать с безопасного расстояния за не-жизнью таинственного поселения в центре Пустынных земель.
— Да уж, интересное явление. Не даром рекомендуют не пересекать равнину по ночам. — Бормочет Иоганн после очередной затяжки. — Может, Рим разбудим? Такое можно лишь раз в жизни увидеть, если ты не станешь жителем этого жаркого места.
— Пойду разбужу, — кивает Сареф, иначе вампирша будет долго припоминать, что ей не показали это чудо.
В пятнадцати шагах от наблюдательного пункта калачиком свернулась Рим. Ночью стало довольно прохладно, хотя все равно ничего страшного для организма вампира, хоть голым спи. Сареф замечает дрожь девушки, и это явно не от холода. Глаза быстро двигаются, словно прямо сейчас она видит яркий сон. Вместо того, чтобы прикоснуться к плечу, юноша проводит линию по лбу, активируя «Мастерское чтение».
Ментальная магия как губка вбирает бессознательно-эмоциональные волны спящей девушки и представляет яркую картину ночного кошмара. Точнее, Сареф не может увидеть, что именно сейчас снится Рим, даже сама девушка после пробуждения очень быстро сон забудет, но иррациональное ощущение опасности и отчаяния читается очень легко. Вряд ли ей сейчас будет интересен город-призрак.
