– Только одно. Я прошу вас уйти из моего дома.
– Только после того, как услышу ответы на свои вопросы. – Кремер наклонился вперед. – Известно ли вам что-нибудь о человеке, который сорвал орхидею с груди миссис Байноу?
Вулф оперся ладонями о край письменного стола, отодвинул кресло и грузно встал.
– Мистер Кремер, – холодно произнес он, – по части умения наносить оскорбления равных вам нет. Под предлогом расследования убийства вы вторглись в мое жилище с абсурдным намерением изобличить мою причастность к краже цветов. – Он вышел из-за стола и зашагал к двери, но на полпути остановился. – Если бы вы хотели расспросить меня в связи с этим убийством, я бы остался и выслушал вас. И даже ответил бы. Я не был знаком с миссис Байноу и не знаком ни с кем, кто бы знал ее или что-либо, имеющее отношение к ее смерти. Более того, я не располагаю никакими сведениями, которые могли бы пролить свет на тайну ее убийства. Поскольку вы полагаете, что иголкой выстрелили из устройства, спрятанного в одной из фотокамер, я добавлю также, что, за исключением мистера Гудвина, не знаю ровным счетом ничего ни о ком из тех, кто находился возле церкви с фотокамерами. Мистер Гудвин уже рассказал вам о том, что он видел и делал. Если вы не унимаетесь и по-прежнему хотите изводить его вопросами, а он готов вам уступить, то, пожалуйста, вот он.
И Вулф покинул кабинет. Кремер, набычившись, проводил его взглядом, потом снова вперился в меня.
– Надо же, изводить вопросами! – проворчал он. – Самовлюбленный болтун. Да и ты тоже не лучше. Трепло. Ну ладно, известно ли тебе что-либо о человеке, который сорвал орхидею с груди миссис Байноу?
Я напустил на себя извиняющийся вид:
– Прошу прощения, инспектор, но я служу у мистера Вулфа, а он…
– Отвечай на вопрос!
– Вы же сами понимаете, каково мне приходится. Конечно, мне страшно тяжело – работать-то надо на самовлюбленного болтуна, – но платит он настолько щедро, что я попросту не могу позволить себе отвечать на вопросы, на которые сам мистер Вулф не дает вам ответа. Могу повторить все, что он вам сказал относительно убийства: я не знаю ровным счетом ничего, что имело бы к нему отношение. А вот на вопрос о возможном знакомстве с похитителем цветов я вынужден не отвечать. Вы только посмотрите, как обиделся мистер Вулф.
Глаза Кремера буравили меня насквозь.
– Значит, ты отказываешься отвечать!
– Разумеется. Я также отказался бы ответить на вопрос: не я ли украл галстук, который вы на мне видите? Это тоже обидело бы мистера Вулфа. Но если…
– А не хочешь прокатиться со мной и пообщаться с лейтенантом Роуклиффом?
– С удовольствием. Однажды мне удалось заставить его заикаться уже через восемь минут. Мой личный рекорд. Мне хотелось бы…
Я замолчал, поскольку Кремер повел себя невежливо. Он поднялся и, держа в лапище мой фотоаппарат, так что ремешок свисал до пола, двинулся к двери. Подумав, не собирается ли он отправиться на поиски Вулфа, я направился было за ним, но в прихожей Кремер молча оделся, не дожидаясь моей помощи, и вышел, хлопнув дверью. Я развернулся и прошел на кухню.
Там я увидел сцену, которая радовала взор: самовлюбленный болтун, как обычно в воскресенье вечером, перекусывал с поваром. Фриц примостился на табурете в середине длиннющего стола и отправлял в рот сочащуюся мякоть молодого цикория. Вулф за моим столиком у стены увлеченно поливал тимьяновым медом еще теплые печенюшки. Рядом с ним стояли бутылка молока и чистый стакан. Я подошел и налил себе молока.
Я спросил, где Мурлыка, и получил ответ, что поднос доставлен тому в комнату. Фриц сказал, что в печи осталась еще уйма печенюшек. Я поблагодарил и взял себе парочку.
– Вы знаете, – произнес я как бы невзначай, открывая банку с черной патокой, – складывается интересная ситуация. – Я полил патокой печенье. – Ведь Лон Коэн не единственный в «Газетт», кто знает, что в среду я интересовался фотоснимками мистера и миссис Байноу. К тому же Кремер, убедившись, что из моего фотоаппарата – вашего фотоаппарата – извлечена пленка, почти наверняка пришлет сюда своих цепных псов с ордером на обыск. Более того…
– Я принимаю пищу, – раздраженно буркнул Вулф.
– А я не говорю о бизнесе. Это вовсе не бизнес, а утес, на который вы вскарабкались в погоне за наслаждениями, а теперь висите на самом краю, судорожно цепляясь кончиками пальцев. Как, впрочем, и я. Продолжу. Более того, когда они отыщут водителя такси, а они его отыщут, если только пожелают, то сразу выяснят, что мы с Мурлыкой приехали сюда. Знай я наперед, что случится убийство, то, конечно, не привез бы его сюда, но…
– Избавься от этой пленки, – приказал Вулф.
– Совершенно верно. Первым же делом поутру. Но «сентрекс» – серьезная игрушка, и если все случилось так, как предполагает Кремер, то на одном из кадров может быть запечатлена та самая иголка. Я знаю одно место, где могут быстро проявить такую пленку и изготовить диапозитивы. Правда, это обойдется недешево. Как вы на это смотрите? – (Вулф согласился.) – Хорошо. Теперь следующее. Если Кремер, обнаружив, что фотокамера пуста, возьмет ордер на обыск, то как быть с орхидеей? Если вы не способны с ней расстаться, то я предлагаю припрятать ее в оранжерее среди других цветов. Окажись здесь Байноу, этот номер, конечно, не прошел бы, но…
Зазвонил телефон. Я подошел к аппарату, установленному на полочке, и взял трубку. Поскольку был уже вечер, ответил я так:
– Резиденция Ниро Вулфа. Арчи Гудвин слушает.
Вежливый мужской голос спокойно и внятно сообщил, что хотел бы переговорить с мистером Вулфом. Я не менее вежливо поинтересовался, кто спрашивает мистера Вулфа, на что голос ответил, что не хотел бы говорить по телефону. Это существенно осложнило мою задачу. Я объяснил, что мистер Вулф ест и его нельзя беспокоить, но я, его доверенный помощник, не имею права назначать аудиенции анонимным лицам. Тогда незнакомец решил сознаться.
Остальное было просто. Положив трубку, я вернулся к столу, вонзил зубы в печенье с патокой и сообщил Вулфу:
– Дело принимает занятный оборот. Извините, что не спросил у вас, но я был уверен, что вы пожелаете принять его. Мистер Миллард Байноу будет здесь через полчаса.
Глава 4
Миллард Байноу не сел в красное кожаное кресло, а лишь присел на него. Похоже, за все свои пятьдесят пять прожитых лет миллиардер ни разу не позволил себе посидеть развалясь. Вот и сейчас он примостился на самом краю, выпрямив спину, чинно сведя ноги вместе и уперев кулаки в колени. «Кулаки» не должны вас смущать. Для человека, привыкшего всю жизнь раздавать направо и налево изрядные куски своего колоссального унаследованного состояния, совершенно естественно сжимать пальцы в кулак.
Как и всем другим, мне были, конечно, прекрасно известны и знакомы огромный рот и оттопыренные уши Милларда Байноу, а вот его спутника, представившегося мистером Генри Фриммом, я лицезрел только во второй раз. Впервые же я увидел его, когда он выходил из церкви Святого Томаса рядом с миссис Байноу. Он был значительно моложе и куда привлекательнее Байноу и вдобавок не стеснялся своих конечностей. Во всяком случае, он не только свободно развалился в желтом кресле, которое я поставил у края стола Вулфа, но и закинул ногу на ногу.
