Вулф откашлялся:
– Мистер Делани, думаю, что дискутировать с вами по поводу доверия к нашим досье бесполезно, так же как и пытаться оспаривать ваше утверждение насчет наших выходок или штучек. – Его плечи поднялись на одну восьмую дюйма, потом опустились. – Что же касается моих показаний, то изложили вы все верно, хотя и совершенно неприемлемым тоном. Оскорбительным.
– Я просто задал вам вопрос.
– А я ответил.
– Да. – Делани перевел взгляд на меня. – Вы, Гудвин, как и следовало ожидать, утверждаете то же самое. Если вы хотели сговориться, то времени у вас было более чем достаточно – суматоха после крика мисс Корби длилась достаточно долго. Правда, вы показали, что, после того как Вулф вернулся на место, вы вдруг вспомнили, что он все-таки прихватил с собой тот листок и даже заглядывал в него во время поездки в машине. Вы подумали, что Вулф мог оставить бумажку в машине, решили проверить и находились возле машины, когда услышали крик мисс Корби. Я правильно говорю?
Поскольку, обидевшись на Бакстера, я решил, что не стану им помогать, я ответил просто:
– Проверьте сами.
Делани вновь обратился к Вулфу:
– Если вы считаете мои вопросы оскорбительными, Вулф, я скажу вам следующее: мне трудно поверить в искренность ваших слов. Ни за что не поверю, чтобы такой болтун нуждался в бумажке для подобного выступления! Да и все остальное в ваших показаниях шито белыми нитками. Вы подумали, что забыли бумажку в машине. Гудвин решил, что вы оставили ее дома, а потом вдруг вспомнил, что вы вытаскивали ее по дороге. Есть и еще факты. Вы с Гудвином последними заходили в палатку перед тем, как мисс Корби обнаружила труп. Вы это сами признаете. Все другие уверяют, что не видели, завязана тесемка или нет. Вы с Гудвином утверждаете, что она была развязана, но иначе и быть не могло, поскольку вы входили с задней стороны. – Делани наклонил голову. – Вы признаете, что в течение прошлого года не раз общались с Филипом Холтом. Вы также признались, что по отношению к вам Холт вел себя несносно – это ваше слово «несносно», – настаивая на том, чтобы ваш повар вступил в профсоюз. То, что я прочитал в вашем досье, позволяет мне утверждать, что человек, который ведет себя по отношению к вам «несносно», должен поостеречься. Если бы не оставалась возможность, что в палатку прокрался какой-то незнакомец, а я допускаю такую возможность, я бы задержал вас здесь до тех пор, пока судья не выдаст ордер на ваш арест как важных свидетелей по делу об убийстве. Пока же я ограничусь более мягкими санкциями. – Он кинул взгляд на наручные часы. – Сейчас без пяти восемь. Недалеко отсюда на улице есть ресторан. Я пошлю с вами своего человека. Вы должны быть здесь в половине десятого. Я хочу еще раз самым тщательным образом проверить ваши показания. Остальные, – его взгляд скользнул по присутствующим, – могут быть свободны, но не забывайте: вы не должны покидать пределы штата Нью-Йорк.
– Мы с мистером Гудвином отправляемся домой, – заявил Вулф, вставая. – И сегодня вечером не вернемся.
Глаза Делани хищно сузились.
– Раз так, то вы вообще отсюда не выйдете. Можете заказать себе сэндвичи.
– Мы арестованы?
Окружной прокурор открыл было рот, закрыл его, потом раскрыл снова:
– Нет.
– Значит, мы уезжаем, – отрезал Вулф. – Я понимаю ваше недовольство, сэр, как-никак вам испортили праздник, и я прекрасно знаю, что вы меня недолюбливаете – меня или то, что, как вам кажется, вы знаете обо мне. Но я не собираюсь жертвовать своими привычками ради вашего удобства. Задержать меня вы можете только в том случае, если предъявите обвинение. Но в чем? Мы с мистером Гудвином рассказали вам все, что нам известно. Ваши намеки, что я способен убить человека или сподвигнуть на убийство мистера Гудвина лишь потому, что человек этот вел себя несносно, смехотворны. Вы сами допускаете, что убийцей может оказаться любой из десятитысячной толпы. У вас нет никаких оснований подозревать, что я или мистер Гудвин утаиваем от вас какие-то сведения, которые могли бы помочь следствию. Если вдруг раздобудете хотя бы один факт, подтверждающий ваши подозрения, то вы знаете, где нас найти. Пойдем, Арчи.
Вулф повернулся и решительно направился к выходу. Я пошел следом. Мне трудно судить о том, как повел себя Делани после выходки Вулфа, потому что он оставался у меня за спиной, а оглядываться мне не хотелось по тактическим соображениям. Я знаю только то, что Бакстер сделал два шага и остановился, а другие полицейские, присутствовавшие там, даже не двинулись с места. Мы миновали холл, вход и прошли по дорожке к тротуару без единого выстрела. Наша машина стояла примерно в половине квартала от здания окружного суда. Вулф попросил меня найти телефонную будку и позвонить Фрицу, чтобы сообщить ему, когда мы приедем на обед, и я направился к центру города.
Поскольку вы сами представляете, что творится в праздник на нью-йоркских улицах, вас не должно удивить, что добрались мы домой, ополоснулись с дороги и сели обедать только в половине десятого. Фыркающее чудовище, именуемое автомобилем, не лучшее место в мире, где можно делиться с Вулфом дурными вестями, как, впрочем, и хорошими. Отравлять ему пищеварение за обедом мне тоже не хотелось, поэтому я дождался, пока Вулф не расправится с цыплятами с трюфелями, припущенными в бульоне, брокколи, фаршированным травами картофелем, салатом и с сыром. Лишь когда Фриц принес нам в кабинет кофе, я раскололся. Вулф уже потянулся к пульту дистанционного управления телевизором – он включал телевизор лишь для того, чтобы доставить себе маленькую радость, выключив его, – но тут я сказал:
– Попридержите коней. Я должен кое-что доложить. Я понимаю, вы сейчас довольны собой – нос вы им утерли здорово, – но у нас могут быть неприятности. Правда, у нас появилась зацепка. Убийца не проникал в палатку сзади. Убийца – один из четверки.
– Вот как, – безмятежно произнес Вулф. Он сытно пообедал, сидел в любимом кресле и был поэтому настроен очень миролюбиво. – Арчи, ты опять за свои штучки? Что за вздор ты несешь?
– Это не вздор, сэр. И я даже не пытаюсь доказать, что раз в жизни оказался хитрее вас. Когда вы спускались от палатки к машине, ваши мысли были настолько поглощены тем, как поскорее удрать оттуда, что вы, должно быть, не обратили внимания на женщину, сидевшую в припаркованном слева «плимуте». А я чуть позже вышел к ней и поговорил. Это настолько важно, что я перескажу разговор дословно.
Так я и сделал. Такие разговоры для меня – детские игрушки, ведь мне приходится порой дословно пересказывать беседы, в которых принимают участие трое, а то и четверо. Когда я закончил, Вулф ожег меня злобным взглядом.
– Проклятье! – прорычал он.
– Да, сэр. Я собирался вам сказать, когда мы придумывали причину для вылазки к машине, но нам помешали, а потом не было подходящего случая, к тому же миссис Бано уехала, да и этот бабуин Бакстер оскорбил меня в лучших чувствах. Но главная причина заключалась в вас. Уж больно вы рвались домой. Если бы они пронюхали, что убийцу следует искать среди нас шестерых или семерых, включая Флору, то нас бы задержали как важных свидетелей, а Четвертого июля вас бы никто под залог не выпустил. Мне к камерам не привыкать, но вы с вашими габаритами в камере не поместились бы. К тому же, подумалось мне, дома вы бы с большей охотой согласились обсудить вопрос о том, чтобы повысить мне жалованье. Я угадал?
