– Да, попробовать можно. – Грум взглянул на меня, и я подумал, что настала моя очередь, но он опять обратил глаза на Вулфа. – Вы сказали, что вошли в это здание немногим ранее десяти часов утра. Насколько ранее?
– Сам я таким знанием не обладаю. Я не ношу часы. Но, когда мы вошли, мистер Гудвин заметил, что было без пяти минут десять. Он утверждает, что его часы никогда не ошибаются более чем на тридцать секунд.
– А сколько было времени, когда вы вошли в комнату сорок два?
– Не знаю. Могу только прикинуть. Думаю, что у нас ушло четыре минуты на то, чтобы дойти до лифта, подняться на третий этаж и пройти по коридору до указанной комнаты. То есть мы появились там без одной минуты десять.
– Что, если один или несколько человек из находившихся в той комнате людей заявит, будто вы прибыли туда в четверть одиннадцатого?
Вулф смерил его взглядом:
– Мистер Грум, это бессмысленный вопрос, и вы сами это понимаете. В качестве угрозы он наивен. В качестве гипотезы несерьезен. И если действительно кто-то так скажет, вы знаете, сколько сомнений это вызовет, в том числе сомнений в правдивости такого человека. Пусть даже это будут несколько человек или все, кто там был. Если вы желаете получить ответ на вопрос в той форме, в какой вы его задали, то скажу так: либо у этого человека (или нескольких) спешат часы, либо его подвела память, либо он лжет.
– Угу. – По-видимому, Грума не так-то легко было вывести из себя. – Естественно, вы, Гудвин, подтверждаете все, что сказал Вулф. Подтверждаете?
– Естественно, – кивнул я.
– Да или нет. Подтверждаете?
– Да.
– В том числе время вашего прибытия в здание?
– Да. Девять пятьдесят пять.
Он встал и сделал шаг по направлению ко мне:
– Дайте-ка взглянуть на ваши часы.
Я согнул руку и оттянул манжет рубашки. Грум посмотрел на мои часы, потом на свои, потом опять на мои и велел лопоухому с блокнотом:
– Запишите: было установлено, что часы Гудвина отстают на двадцать секунд. – Затем он вернулся на место. – Возможно, вам интересно, почему я не вызвал вас по отдельности. Да потому что это было бы пустой тратой времени. Из того, что мне известно о вас и вашей репутации, я сделал вывод, что, если вы состряпали между собой историю, поймать вас на несоответствии все равно не удастся, так что и пытаться не стоит. Также мистер Хайат планировал отлучиться на ланч, а я хотел, чтобы он присутствовал при нашей с вами беседе, и сейчас вы узнаете почему. – Он обернулся. – Вы скажете им то, что сказали мне, мистер Хайат?
Выбившаяся прядь волос Хайата была снова на своем месте. Он оперся локтями о стол и уточнил у Грума:
– Вы говорите о том, что случилось сегодня утром?
– Да. Только это.
– Ну, я пришел рано, еще до девяти часов. Один из моих сотрудников, Том Фрейзер, уже был здесь. Мы вместе с ним сидели вот за этим столом и просматривали документы, готовясь к собеседованию с теми, кому было назначено явиться сегодня, когда секретарша по телефону сообщила, что меня хочет видеть какой-то человек по срочному и конфиденциальному, как он сказал, вопросу. Этот человек назвался Донахью, но его имя ничего не говорило мне. Я не хотел, чтобы он поднимался к нам сюда, поэтому вышел с намерением выпроводить его. Однако он отказался разговариваться в коридоре, поэтому мне пришлось отвести его в ближайший пустой кабинет, а именно в комнату тридцать восемь. Это был мужчина среднего возраста, примерно моего роста, с каштановыми волосами и карими глазами…
– Они его видели, – вставил Грум.
– О! – Хайат запнулся. – Точно, видели. Он сказал, что его зовут Уильям А. Донахью и что он хочет заключить сделку. По его словам, ему было известно, кого я жду сегодня на собеседование, и что одним из этих людей является мистер Вулф. Он сказал, что угодил в переплет, сдрейфил и ищет выход – так он выразился. Повторять весь разговор полностью, капитан? Мы проговорили минут двадцать.
– Нам будет достаточно сути. Перечислите только главные моменты.
– На самом деле главный момент всего один. Этот Донахью долго ходил вокруг да около, но если вкратце, то вот: в связи с одним делом – он отказался уточнять, какое это было дело, – Донахью организовал прослушивание нескольких телефонных линий и обратился для этого к разным частным детективам. Одним из них был Ниро Вулф, за услуги которого Донахью заплатил две тысячи долларов. Когда начался скандал с прослушкой – он сказал «поднялась большая вонь» – и арестовали Броди, он решил, что в Нью-Йорке для него стало слишком опасно, и покинул штат. Недавно Донахью узнал о том, что администрация штата намерена провести разбирательство и что для этого будут вызваны все частные детективы. Это его встревожило, особенно из-за Ниро Вулфа. Вулф внезапно отменил прослушку, которую осуществлял для него, и они поссорились, и с тех пор Вулф держит на него зуб. Он знал, сколь коварен Вулф, и теперь, когда его вызвали… Вы не запутались в моих местоимениях?
Хайат смотрел на Вулфа, поэтому ответил Вулф:
– Вовсе нет. Продолжайте.
– Вот, значит, и теперь, когда Вулфа вызвали, он знал, что тот попытается так или иначе выпутаться, и что он – Донахью – окажется крайним и что на него навесят не просто нелегальное прослушивание, а что-нибудь похуже. Поэтому он хотел договориться со мной. Если я пообещаю употребить свое влияние на то, чтобы окружной прокурор был не слишком суров к Донахью за его делишки с прослушкой, то он, Донахью, готов предоставить под присягой полный отчет о всей операции и даже согласится давать показания в суде, если потребуется. Я спросил его, знал ли Вулф о том, что прослушивание нелегально, и Донахью ответил, что да, Вулф это знал. Затем я спросил, действительно ли его зовут Донахью и этим ли именем он представлялся Вулфу, и опять он сказал «да». Когда я попросил у него дополнительные сведения о его личности, он сказал, что ничего не скажет, пока я не соглашусь на его предложение, за исключением одной детали. Эта деталь сводилась к тому, что в Нью-Йорке он останавливался в отеле «Марбери». Я сказал ему, что не могу принять такое решение сразу, что мне надо немного подумать. Оставив его в комнате тридцать восемь с просьбой подождать, я вернулся к себе в этот кабинет и…
– Во сколько это было? – спросил Грум.
– В половине десятого или минутой-двумя позднее. Я не слежу за точностью своих часов так пристально, как мистер Гудвин, но они показывают время довольно верно. – Он посмотрел на запястье. – Сейчас они показывают один час сорок две минуты.
– Они спешат на три минуты.
– Значит, было ровно девять тридцать, когда я вернулся в этот кабинет. – Он опять зачем-то посмотрел на Вулфа. – Я сверился с часами, конечно же, потому что мне нужно было знать, сколько еще у меня есть времени. Собеседования должны были начаться в десять. Я подумал, что необходимо проконсультироваться с секретарем штата, и попробовал дозвониться до него, но мне сказали, что он в Нью-Йорке на конференции. Его секретарь не знал, как связаться с ним в этот час. Я позвонил в прокуратуру округа Нью-Йорк и попал на помощника окружного прокурора Ламберта, своего приятеля, и сказал ему, что мне нужно досье на Уильяма А. Донахью, который прошлой весной останавливался в отеле «Марбери», и как можно скорее. В четверть одиннадцатого мне еще не перезвонили, и тогда я попытался найти помощника секретаря штата, но того тоже не было на месте. Обо всем этом я рассказал Тому Фрейзеру, и…
