Мандельбаум вновь прервал его:
– Ваши личные соображения не имеют значения, мистер Бэгби. Сказала ли вам Мэри, в чем заключалось ее третье намерение?
– Да, сэр. Она собиралась рассказать Эшу о своем намерении сообщить все его жене. Она считала себя обязанной поступить именно так, потому что в начале разговора с Эшем обещала ему сохранить все в тайне, ну и, по ее мнению, было бы нечестно обмануть его доверие.
– Сказала ли она вам, когда собирается осуществить свои намерения?
Свидетель утвердительно кивнул:
– Ну, во-первых, она сообщила о разговоре мне. Упомянула и о том, что позвонила Эшу и пообещала приехать к нему в офис в семь часов вечера. Это было довольно необдуманно с ее стороны, потому что в этот день у нее была вечерняя смена и ей следовало вернуться на работу к восьми часам. Кроме того, она лишила меня возможности отговорить ее от подобного поступка. Я поехал вместе с ней на такси до Сорок пятой улицы, где находилась контора Эша, по дороге стараясь ее переубедить, но у меня ничего не вышло.
– Что вы ей сказали?
– Пытался убедить ее отказаться от своих намерений. Если бы она осуществила все то, что хотела, то, скорее всего, это не принесло бы вреда моему делу, хотя определенно я не мог так сказать. Вот я и предложил ей мне самому поговорить с Эшем. Я бы ему сказал, что Мэри передала мне суть его предложения и поэтому я не желаю иметь его в числе своих клиентов, после чего можно было бы со спокойной совестью забыть обо всем этом. Но Мэри решила во что бы то ни стало предупредить Робину Кин, а чтобы это сделать, ей было необходимо взять обратно данное Эшу слово. Я не отставал от нее, пока она не вошла в лифт, чтобы подняться к Эшу, но мое красноречие на нее не подействовало.
– Вы не поднимались с ней наверх?
– Нет, это ничего не изменило бы. Она вбила себе в голову, что непременно должна поступить таким образом, и я был бессилен что-либо сделать.
Так вот, значит, как оно было, подумал я про себя. Хуже быть не может. Я посмотрел на Вулфа, но у него были закрыты глаза, а потому я повернулся в противоположную сторону, чтобы выяснить, как воспринимает происходящее джентльмен в темно-синем костюме. Несомненно, Леонарду Эшу тоже казалось, что хуже быть не может. Глубокие морщины, избороздившие его смуглое лицо, и запавшие черные глаза послужили бы находкой для художника, которому требуется натурщик для изображения человека, приговоренного к смертной казни. Если дело и дальше пойдет такими темпами, то дня через три Мандельбаум вместе с присяжными сильно продвинут его в этом направлении. Смотреть на Эша не доставляло мне удовольствия, поэтому я отвел глаза, избрав объектом для наблюдения его супругу, сидевшую в первом ряду на скамьях для публики.
Лично мне Робина Кин никогда не казалась идеалом, но она была хороша в своих шоу. Впервые оказавшись в суде, она держалась превосходно. То ли действительно была верной и преданной женой, то ли безукоризненно играла эту роль. Она была одета неброско и вела себя достаточно скромно, но в то же время не притворялась, будто позабыла о своей молодости и красоте. Можно было только строить догадки, каковы подлинные взаимоотношения этой куколки и ее немолодого и некрасивого мужа. По всей вероятности, и всех присутствовавших как раз и занимал этот вопрос. Высказывались самые разнообразные мнения. По одной версии, Робина боготворила своего супруга, так что с его стороны было безумием подозревать ее в каких-то левых связях. Противоположная точка зрения заключалась в том, что мисс Кин оставила сцену только для того, чтобы развязать себе руки и иметь больше свободного времени для случайных друзей, в отношении которых она проявляла полную неразборчивость, и только такой простофиля, как Леонард Эш, не мог этого сразу понять. Существовали и промежуточные мнения.
Я не был подготовлен для подобных дебатов. Если судить по внешности Эша, можно было только диву даваться, как это она согласилась связать судьбу со столь невзрачным, жалким типом. Но, конечно, нельзя было скидывать со счетов то, что вот уже два месяца он находился под стражей и ему было предъявлено обвинение в убийстве.
Мандельбаум добивался того, чтобы присяжные придали должное значение показаниям свидетеля.
– Значит, вы не поднимались в офис Эша с Мэри Уиллис?
– Нет, сэр.
– Поднялись ли вы туда позднее, уже после того, как она вошла в лифт?
– Нет, сэр.
– Виделись ли вы с Эшем в тот вечер?
– Нет, сэр.
– Разговаривали ли вы с ним по телефону?
– Нет, сэр.
Посмотрев на Бэгби, а мне доводилось видеть множество людей под подобным артобстрелом, я решил, что либо он говорит правду, либо искусный лжец, но в последнее как-то не верилось.
Мандельбаум продолжал:
– Чем вы занимались в тот вечер после того, как Мэри Уиллис поднялась в лифте к Эшу?
– Я поехал в ресторан, где условился пообедать с приятелем. Это ресторан «У Хорнби» на Пятьдесят второй улице. А после этого, примерно в половине девятого, отправился в свой трафальгарский офис на углу Восемьдесят шестой улицы и Бродвея. У меня там шесть коммутаторов. В этот день дежурила новенькая девушка. Какое-то время я понаблюдал за ее работой, потом сел в такси и поехал через парк домой на Восточную Семнадцатую улицу. Вскоре после возвращения домой мне позвонили из полиции и сообщили, что Мэри Уиллис нашли убитой в моем рейнлендерском бюро. Я немедленно поспешил туда. Перед домом стояла толпа, меня провел наверх офицер. – Бэгби замолчал, чтобы сглотнуть, выдвинул немного вперед подбородок и заговорил громче: – Они ее не трогали. Распутали и сняли с ее шеи шнур от штепселя, но она так и осталась лежать на коммутаторе лицом вниз… Они потребовали, чтобы я опознал ее, и мне пришлось…
Свидетеля не прерывали, но я почувствовал толчок в бок и услышал голос шефа:
– Мы уходим. Пошли.
Ниро Вулф поднялся, выбрался из ряда, задевая колени соседей, и направился в конец зала. Несмотря на свой внушительный вес, он мог двигаться куда проворнее и изящнее, чем можно было бы предположить. Может быть, именно поэтому никто не обратил внимания на наше бегство. Я решил, что побудило Вулфа совершить столь легкомысленный поступок какое-то дело, не терпящее отлагательства. Он мог, например, позабыть отдать Теодору какое-то распоряжение насчет своих обожаемых орхидей и теперь рвался к телефону, чтобы исправить упущенное. Но я ошибался. Он равнодушно прошел мимо всех автоматов прямиком к лифту и вызвал кабину, чтобы спуститься вниз. Поскольку кругом было полно народу, я не стал задавать вопросов.
Мы вышли, и Вулф повернул в направлении Сентр-стрит. Пройдя немного, он прислонился спиной к гранитной стене здания суда и произнес:
– Нам необходимо взять такси, но сперва поговорим.
– Нет, сэр, – заговорил я решительно, – сначала выслушайте меня. Мандельбаум закончит с этим свидетелем с минуты на минуту, перекрестный допрос едва ли продлится долго. Донован вообще может от него отказаться, а следующая очередь ваша… Следом за Бэгби. Раз вам понадобилось такси, значит вы возвращаетесь домой, а это…
